Хэл Дреснер: Преступление, достойное меня

— Неуязвимая система, — заметил Харбенсон.

— Как видите, не такая уж неуязвимая, — сказал Макгронски. — Итак, я предположил, что Жэннод вошел в хранилище вместе с другими и спрятался там после ухода остальных. Леди Шиндлер его не заметила. Она уходила последней. Удостоверившись, что ожерелье в крепко запертом сейфе, она включила сигнал тревоги и заперла дверь хранилища. Как известно, Жэннод — взломщик-виртуоз, так что кража ожерелья сама по себе не представляла для него особых трудностей. Но как, оставшись в комнате он ухитрился выйти из нее, не включив сигнала тревоги? — Макгронски приостановился и начал скрести чашечку трубки ключом. — Чтобы решить эту головоломку, я попросил леди Шиндлер запереть меня в хранилище.

— Браво! — воскликнул Харбенсон. — Потрясающе! Но как же вы выбрались?

Макгронски с улыбкой взглянул на него.

— Догадайтесь, — хитро предложил он.

— Не иначе как пробуравили дверь, — пустился в Харбенсон.

— Нет. Вы же помните, мне нужно было воспользоваться тем же средством спасения, что и Жэнноду. А разве он мог спрятать дрель на себе? Да, кроме того, и признаков взлома не было, когда я вошел в хранилище.

— А может, у вас сообщник был?

— Нет.

— Фальшивый потолок?

— Нет.

— Значит, стенку сняли?

— Нет».

— Забираю журнал, — сказал Джордж.

— Нет! — закричал я.

Но он уже ухватился за него мясистой ручищей и тянулся мне другой.

— Вон! Предупреждал же я тебя насчет бандероли! Так пошел отсюда!

— Да погоди, Джордж! Какой ты! Ничего не понимаешь! Дай хоть рассказ дочитать!

— Понимаю лучше некуда! Я говорю: «О’кэй, читай», а рассказ тянется еще месяца четыре.

Я очень надеялся, что Джордж ошибается. Но так уже, к сожалению, бывало. Сколько раз, приводя меня в бешенство и смятение, Макгронски и Харбенсон посиживали, пережевывая одно и то же преступление месяцами, прежде чем наступал конец. Они не ели, не спали, а только сидели и курили с марта по октябрь, поглощая невероятные порции «Бэркли барбенджа», Может, кому из читателей и нравится волноваться и тревожиться за героев, только не мне. Я предпочитаю, чтобы дело разъяснялось без проволочек. Ясно и прямо! И без всяких там фокусов под конец!

Но до объяснений с Джорджем я не снизошел. Единственно сказал:

— Послушай, Джордж, если рассказ заканчивается в этом номере, я покупаю журнал.

От изумления Джордж даже слегка растерялся. А я взглянул на часы: шесть пятнадцать.

— Ну? Так как?

— Идет, — ответил он. — Только я сам посмотрю, есть конец или нет. Тебе я не доверяю.

Я пропустил мимо ушей его клеветнические наветы.

— Взглянем вместе, — предложил я.

Мы оба склонились над журналом, и мои изящные тонки пальцы торопливо забегали по страницам.

Рассказ в этом номере заканчивался. Через две многоречивые страницы (доказательство того, что на этот раз Макгронски выпало на только самое головоломное, но и самое короткое дело) я увидел слово «конец» и успел жадно проглотить последние фразы:

« — Значит, вот как вы все проделали, — сказал Харбенсон. — Ничего не скажешь, Макгронски, великолепно! Блестяще!»

Одна рука Джорджа зажала журнал в кулаке, другая потянулась за деньгами.

— Вот, вот и вот, — сказал я, неохотно отдавая по монетке.

— Ого, да ты передал, — подсчитал он.

— Да ладно, держи. За разорванную бандероль. Только журнал отдай.

Стрелки часов показали шесть семнадцать.

— Куда торопиться-то? — тянул Джордж, не отпуская журнал.

Я попытался выхватить, но он быстро спрятал его за спину, усмехаясь, точно обезьяна. Правда, по-моему, предполагать, что Джордж произошел от обезьяны, слишком большая честь для него.

— Так он, оказывается, тебе и впрямь нужен? А? — насмехался он.

— Я очень люблю детективы, — с достоинством ответил я.

— Вон оно что? Так объясни мне, что такого особо завлекательного в этом твоем, как его, Макгромише? У него что, девчонок много, что ли?

— Нет. Он не из таких. Он мужественный, — сказал я. И совершил ошибку.

Джордж толком не понял, что такое мужественный.

— Ага? — широко ухмыльнулся он, — Про таких парней я тоже не прочь почитать, — и, подняв журнал высоко над головой, начал выискивать предполагаемые непристойности.

На часах уже было шесть восемнадцать. Я метнулся к полке за другим экземпляром «Невыдуманных рассказов». В конце концов один номер мне полагался. Я заплатил, это воровство. А если даже и воровство? Не останавливаться же мне бейнсвилльскому Андрэ Жэнноду, перед мелкой кражей!