Фредерик Дар: Улица Жмуров

Тип, стоявший там до меня, отходит. Он не один, его сопровождает еще один субъект. Не каждый день можно увидеть, как снимать деньги со счета приходят на пару.

Наши взгляды встречаются. Тип смертельно бледен. Он бросает на меня взгляд, красноречивый, как политическая листовка.

По-моему, ему стало плохо в зале, где стоит сильная духота, и спутник провожает его, чтобы он не хлопнулся в обморок.

Служащий дает мне подписать квитанцию и отсчитывает мои бабки. В эту секунду мой взгляд падает на корешок чека, оставшийся зажатым под стеклянной дверцей окошка. На корешке написаны два слова: «На помощь».

Я хватаю клочок бумажки. Чернила совсем свежие...

– Скажите, – говорю я служащему в окошке, – этот корешок чека оставил тот тип, что был передо мной?

У парня волосы бобриком и кислый вид, будто у него рак печени.

– А вам-то что? – спрашивает он.

Я показываю ему мое удостоверение.

Его поведение сразу меняется.

– Какая фамилия? – осведомляется он.

– Людовик Бальмен.

Он смотрит последний из оплаченных чеков...

– Да, он, – соглашается служащий.

Я бросаю взгляд на сумму, указанную на корешке.

– Черт возьми! Он снял десять миллионов?

– Да...

– Этот тип не показался вам странным?

– У меня нет привычки разглядывать клиентов... Это верно. Он сидит целый день в своей конуре, выдавая бабки и прикалывая к лацкану пиджака булавки от пачек... Булавки – это единственное, что остается честным кассирам от всех выдаваемых ими сумм.

– А что случилось? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

А действительно, что случилось?

– Ничего, – отвечаю.

Я сую свои денежки в карман и отваливаю. Маринетт ждет меня, возбужденная от мысли, что у нас впереди целый день, а я снял то, на что можно хорошо гульнуть. Только бы она не вообразила, что я собираюсь подарить ей драгоценность или меховое манто! Я терпеть не могу разочаровывать девушек!

– Скажите, моя прелесть, – шепотом спрашиваю я ее, – вы заметили двух типов, отошедших от окошка, когда я шел к нему?

– Да, – отвечает она.

– В какую дверь они вышли?

– Через большую в середине, кажется...

– Пошли!

Я тащу ее к большой двери, перед которой ажан в пелерине борется с холодом и мрачными мыслями.

Начинаю с начала, то есть показываю ему мое удостоверение. После этого простого действия он берет под козырек, как перед важной персоной.

– Вы видели, как несколько минут назад отсюда вышли маленький человечек с седыми волосами и с ним другой, повыше, в кожаном пальто?

– Видел... – отвечает ажан.

– Куда они пошли?

– Они повернули направо... Должно быть, у них была машина, потому что у высокого были в руке ключи...

Я бросаюсь вперед... Широкими прыжками несусь вдоль ряда автомобилей... и резко останавливаюсь перед большим черным кабриолетом. В нем сидит мой седой человечек. Он выглядит спящим, потому что его голова прислонена к стеклу правой дверцы. Eго приятель исчез...

Я открываю дверцу, и старичок вываливается на шоссе. Он весь обмякший и белый, как репа изнутри.

Плюс ко всему прочему, он еще немножко мертвый...

Мертв он недавно, но все-таки мертв...

Смотрю по сторонам. Типа в кожаном пальто нет, как масла в еде бедняка.

Малышка начинает завывать, увидев жмура.

– Закройте рот, – говорю я ей, – и позовите ажана, стоящего перед дверью!

Четверть часа спустя приезжает «скорая». Мертвеца грузят на носилки и – гони, извозчик!

Я велю Маринетт садиться в мою тачку и следую за машиной с красным крестом.

– Что случилось с тем человеком? – спрашивает служаночка.

Я смотрю на нее так, словно она меня разбудила. По-моему, наши с ней развлечения накрылись. Вы ж меня знаете! Столкнувшись с такой историей, я сразу расхотел играть в Казанову!

– Пока не знаю, – отвечаю я ей. – Может, подавился слюной.

– Какой ужас!

– Называйте это, как хотите...

– А куда мы едем теперь?

– В морг.

Она вздрагивает.

– В мо...

– Да, но вы подождете меня в машине. Я не хочу навязывать вам подобное зрелище...

– О! Я не боюсь, – говорит девочка. – Наоборот, мне будет интересно побывать в морге!

Ну что мне делать? Все красотки – извращенки и готовы примириться с упущенным сеансом траха, лишь бы им показали жмурика.

Я начинаю злиться.

Нет, это ж на кого, спрашиваю вас, я буду похож, если стану вести расследование, имея на прицепе эту потаскушку?

– Послушайте, лапуля, – говорю я ей, стараясь оставаться спокойным, – я никак не могу взять вас с собой...