Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Дело с двойным дном (пер. В.Селиванова)

– Какая разница? Они тоже не знают.

Подняв голову от тарелки, Болек посмотрел на нас с надеждой.

– Неофициальному лицу они больше скажут, – поощряюще заметил он. – Прекрасная идея! Экскурсия на природу, ничего, что осень на дворе, грибочки еще в лесах можно пособирать. Не обязательно мухоморы…

Януш возмутился:

– Понравилось? Думаешь, всю работу за тебя проверну?

– Так тебе ведь самому нравится, ну что притворяешься? Да и не преувеличивай, вовсе не всю, на Грошовицкой уже наш человек действует, там тоже кое-что вырисовывается.

– Едем! – закончила я дискуссию. – Осень стоит чудесная, можем завтра же ехать.

Слава богу, с рулетом они справились без меня и даже не заметили, что мне ни кусочка не досталось.

Если бы хотела, запросто могла бы их обоих отравить…

Боже, как он выглядел! Под глазом синяк, на голове шишка, рана на щеке заклеена пластырем. Правую руку держал за пазухой, она почти не действовала, обнял меня левой. Конечно, не мешало бы держать ее на перевязи, сказал, но не хотелось бросаться в глаза. Неважные дела, любимая.

Было уже одиннадцать ночи, когда он пришел ко мне. Сидел какой-то потерянный и невидящим взглядом смотрел в черноту за окном. Я не знала, что делать. Принесла все, что было в доме: вино, коньяк, кофе. Хорошо, сказал он, откроем вино. Я вот сижу и думаю, говорить тебе или нет, может, тебе лучше не знать, но, с другой стороны, как я могу не сказать тебе? Так что, пожалуй, скажу, ты тоже, если потребуется, расскажи все, ничего не скрывай. Без капитана, видно, не обойтись.

Вино принялась раскупоривать я сама, теперь такие хорошие стали делать штопоры, паралитик откупорит. А он сидел и так смотрел, что я оставила бутылку в покое и кинулась целовать эти мои драгоценные веснушки. Сердце разрывалось, только теперь я поняла, как же его люблю. Кажется, и он это понял, даже улыбнулся, нам обоим стало легче. Да что там, сказал, ради тебя я не только готов сидеть – и на каторгу пойду. Пообещай мне, что на первый вопрос ты ответишь подробно, хотя, может, они и не разнюхают и никаких вопросов не зададут.

Я пообещала, хотя и не была уверена, что обещание сдержу.

Пошел я, значит, к этому ветеринару, начал он рассказывать, до этого я там все разведал, несколько раз приезжал, то на автобусе, то на велосипеде, такой я умный, старался, чтобы никто там меня не приметил. Дом капитальный, довоенный, особого ремонта там никогда не делали, стен не переставляли, паркет не перестилали. Я уже знал часы работы клиники, знал, когда дом остается пустым, ну и выбрался туда с отмычками…

Я слушала, не перебивая, и старалась казаться совсем спокойной. Бартек рассказал мне все. Езус-Мария, что теперь нам делать? Ему и мне? Ведь он же из-за меня… Ясно, что я никому словечка не пророню, но ведь они же сами могут выйти на него!

Очень хорошо, тогда пусть и на меня выходят!

И я тоже все ему рассказала, ведь Бартек же ни о чем не знал. Домом в Константине занялся без моего ведома, чтобы не ставить меня под удар. Смешно. Так смешно, что плакать хочется. Он тоже слушал меня молча и спокойно, причем его спокойствие не было притворным, он не пришел в ужас. Ничего себе влипли мы оба, сказал он, когда я закончила.

Надо подумать…

Я постаралась убедить Бартека хотя бы в том, что он должен вернуть свои долги. Восемьдесят миллионов лежали рядом, стоило лишь руку протянуть.

Пусть хотя бы это спадет с его совести, вернет долги, у тех, кто давал ему в долг, полиция не станет отбирать. Так что совесть его будет чиста, а дальше… а там что Бог даст. Кажется, мне достанется имущество после тетки, нет, не теткино, мое собственное, так что в случае чего из него можно будет возместить эти восемьдесят миллионов. Когда я второй раз приходила в тот дом, меня уже никто там не заметил, хорошо, что у меня словно предчувствие какое было и я все сделала так, как сделала. Просто чудо! А второе чудо – компаньон хозяина рекламной фирмы, в которой я подрабатываю, захотел купить мою нумизматическую коллекцию и заплатил столько, сколько я запросила.

Наверняка принял меня за девицу легкого поведения, которой срочно понадобились деньги. И об этом я рассказала Бартеку, оправдываясь тем, что наверняка сама была не своя, обратившись с таким предложением к этому отвратному типу. Я боялась, что Бартеку будет неприятно слышать об этом, а он, наоборот, развеселился и принялся смеяться. Коханая, сказал он мне, за кого ты меня принимаешь? Зачем оправдываться? За кретина недоразвитого? Так внешность обманчива, я всегда знал, что ты клевая девушка, с тобой хоть коней красть! И меня беспокоит только одно: до того, как меня посадят, сделать для тебя хоть немного из того, чего ты заслуживаешь. И надеюсь, что я тебе тоже хоть немного дорог. Послушай, а не пожениться ли нам?