Наталья Александрова - Гарем без проблем

Леня прочитал листовку, поболтал ногой и снова повернулся к филателисту. Как раз в это время тот оторвался от марки и аккуратно положил ее в пакетик.

– Ну, что? – оживился Маркиз. – Она настоящая? Сколько она может стоить?

– Минуточку! Куда вы спешите? – Филателист неторопливо убрал в футляр лупу и пинцет, спрятал их в карман, снял очки и только тогда повернулся к Лене. – Что вы хотите знать? Сколько она стоит? Думаю, что нисколько. Вряд ли на нее найдется покупатель.

– То есть… то есть она фальшивая? – разочарованно протянул Леня.

– Нельзя так сказать…

– Ничего не понимаю! Если она не фальшивая, почему она ничего не стоит?

– Минуточку! – Филателист поднял руку. – Фальшивой можно считать марку, которую сделали как копию существующей на самом деле ценной марки. Вы согласны?

– Ну, в общем, да… – Маркиз кивнул, не понимая, к чему клонит его собеседник.

– Но такой марки, как эта, просто не существует на свете.

– Что значит – не существует? – Леня взял двумя пальцами пакетик с маркой и помахал им в воздухе. – Как это – не существует? Вот же она! Что-то я вас не понимаю!

– Минуточку! – Ленин собеседник постучал ложечкой по чашке. – Я вам сейчас все объясню в доступной форме. Допустим так: существует великий голландский художник Рембрандт ван Рейн. И какой-то мошенник подделывает его картину. Находит старый холст, пишет на нем масляными красками портрет неприятного скупого старика, обрабатывает картину, чтобы она выглядела старой, и заявляет, что это – картина Рембрандта. Эта картина фальшивая, так?

– Так, – кивнул Маркиз, все еще не понимая, к чему тот ведет.

– Но если какой-то странный человек таким же способом создает картину художника, которого никогда не существовало, допустим, какого-нибудь Васисуалия Лоханкина или Лукаса ван Пупкина, – будет ли эта картина фальшивой?

– Черт его знает… – Леня пожал плечами, – наверное, нет…

– Вот именно! Строго говоря, она не будет фальшивой, но и не будет ничего стоить в глазах коллекционеров. Так и эта марка: ее, вообще говоря, не существует. Не существует, поскольку она не упоминается ни в одном филателистическом каталоге. Ни у Стэнли Гиббонса, ни у Скотта, ни у Ивер-Тилье, ни у Михеля… а чего нет в этих каталогах – того не существует в природе, уж поверьте мне!

– Не может быть!.. – протянул Маркиз, удивленно разглядывая марку.

– Очень даже может! – Минуточка поставил локти на стол. – Уверяю вас! Существует знаменитый Голубой Маврикий, существует Зеленый Ньюфаундленд, существует Черная Мартиника, но ни о каком Розовом Реюньоне никто никогда не слышал!

– Но тогда… что же это такое? – Маркиз постучал ногтем по марке.

– Не знаю… – филателист развел руками, – чья-то шутка, розыгрыш, мистификация… причем, доложу вам, дорогая – кто-то потратил немало времени и денег, чтобы изготовить этот кусочек бумаги и придать ему вид старой марки.

– Вот именно… – проговорил Маркиз, думая о своем. – Значит, вы говорите, что эта марка ничего не стоит?

– Совершенно ничего. Можете ее выбросить. Или оставьте на память как забавную диковину.

– Выбрасывать ее я пока подожду… – И Маркиз спрятал марку в бумажник.

По пути домой он ломал голову.

Если эта марка сама по себе ничего не стоит (а Леня верил филателисту), тогда зачем же таинственный заказчик поручил ее украсть? Причем обставил эту операцию такими немыслимыми сложностями, предусмотрел столько степеней защиты, чтобы не засветить свое имя? Целый роман нагородил – дескать, марка – фамильная реликвия, принадлежала его прапрапрадеду… Это не похоже на розыгрыш: слишком сложно и дорого. И совершенно бессмысленно.

Но тогда… тогда эта марка должна представлять для самого заказчика какую-то ценность. Причем не сама по себе – сама она не стоит ничего. Значит, в ней скрыта какая-то тайна, какая-то загадка…

Но ответить на все эти вопросы мог только один человек – неуловимый заказчик. А как раз с ним Леня никак не мог связаться.

В самом скверном настроении Леня вернулся домой.

Лола была какая-то странная, нервная и суетливая, как будто в чем-то провинилась, но Леня не обратил на это внимания – у него возникли куда более серьезные заботы.

Даже своего любимого кота Аскольда, который, как обычно, встретил его возле самой двери и принялся тереться об ноги, даже его Маркиз невежливо отпихнул в сторону.

Правда, он тут же устыдился своего поступка, и, когда Аскольд пришел к нему в комнату, Леня взял его на колени и принялся почесывать за ухом. Обычно это стимулировало его умственную деятельность, но на этот раз не слишком помогло. Да и Аскольд очень скоро почувствовал, что хозяин чешет его машинально, без настоящей любви, и спрыгнул с Лениных коленей – он не любил неискренности.