Дональд Уэстлейк - Все мы люди

Дортмундер сутулившись сидел на твердом деревянном стуле, наблюдая, как его адвокат пытается открыть черный дипломат. Казалось, что две небольшие защелки будут открыты после нажатия двух ярких кнопок, но ни одна из них не работала. В других кабинетах, которые находились по соседству с этим, подсудимые и назначенные судом адвокаты шептались между собой, пытались выстроить банальные алиби, бесполезные смягчающие обстоятельства, облегчить вину возможными оправданиями или заключить соглашение с обвинителем, попытались обжаловать решение судьи. Однако в этом зале, с казенными зелеными стенами, с полом, покрытым черным линолеумом, с красиво висящей люстрой в виде шара, с матовым стеклом двери, с изношенным деревянным столом и двумя протертыми креслами и одной старой металлической корзиной для бумаг, ничего не происходило, за исключением того, что адвокат передал Дортмундера лишенному сочувствия судье, и жестокая судьба никак не хотела помочь ему открыть его проклятый чемодан:

– Только так – он бормотал. – Это всегда так… я не знаю, почему так всегда ….

Дортмундер вообще не должен был здесь находиться. Хоть он и ожидает предварительное слушание дела о краже, но в то же время он твердо уверен, что он просто стал жертвой несчастного случая. Две недели, целых две недели как он наблюдал за ремонтной мастерской телевизоров и даже сдал рабочий телевизор Sony и позволил им убедить себя заплатить за замену шести ламп и девяти часов труда – и ни одна полицейская машина не проехала по переулку позади магазинов. Полицейский патруль совершал рейс время от времени только по центральной улице. Копов точно никогда не было в то время там, когда в порнографическом кинотеатре за углом начинали расходится люди. В такие моменты они всегда припарковались на противоположной стороне от театра, освещая через свое ветровое окно проскальзывающих мимо постоянных клиентов, как если бы своим моральным осуждением они хотели восполнить юридическую беспомощность:

– Эх, если бы могли арестовать вас, изворотливых любителей порно – такая мысль вертелась в их голове и – если бы мы могли бы передать Вас соответствующим органам для кастрации и реабилитации, во имя Пресвятой Девы Марии, мы бы сделали это.

И клиенты знали это тоже. Они убегали, суетились, опустив руки глубоко в карманы, сгорбив плечи под бременем общественного негодования, в то время как блики экрана отражались на их спинах соблазнительными кадрами из фильма: женский секс-клуб, женский секс-клуб, женский секс-клуб…

Дортмундер хорошо осознавал допущенные ошибки в своем прошлом, поэтому сделал все от него зависящее, чтобы исключить малейшую вероятность неудачи. Быстрая проверка приклеенного скотчем на окошке кассы расписания подсказала ему сеансы «секс-клуб» на вечер: 7:00, 8:45, 10:30. Значит, последнее шоу должно закончиться в 12:15.

По этой причине, точно в 10:30 этой морозной ясной ноябрьской ночью Дортмундер вынюхивал место для парковки своего универсала в узком переулке. Он медленно проехал возле запасного выхода ремонтной мастерской и припарковался возле второго или третьего магазина дальше. Использую два ключа, лом и пятку левой ноги, он эффектно вошел в магазин. В течение следующих полутора часов он собрал практически все телевизоры, радио и другие приборы. Его работу освещала комбинация из уличных огней снаружи и огоньки сигнализации, установленной над пустым кассовым аппаратом. Как игрок, оценивающий шанс на победу, он взглянул на свои часы 12:15, на часы над запасным выходом и на девять цифровых радио-часов. Он открыл дверь, прихватил два телевизора Philco и RCA и сделал шаг наружу к неожиданному мертвенно-белому свету фар (такой луч копы используют для освещения города).

Ночью, именно сегодня ночью одному из полицейских приперло вдруг отлить. В итоге на Дортмундера надели наручники, зачитали его права и освободили от тяжелой ноши в виде телевизоров. Он ожидал на заднем сиденье полицейской машины, в то время как чертов коп вернулся за мусорный бак и продолжил начатое.

– Я бы тоже не против облегчиться – пробормотал Дортмундер, но его никто не услышал.

И теперь надо придумать историю для адвоката. Он был молод, выглядел 14-летним мальчишкой, с растрепанными черными волосам, круглыми щеками и пухлыми пальцами, которые тыкали и тыкали кнопки на чемодане. Его галстук был безвкусным и скомкано завязанным, а клетки на его куртке ударялись о клетки на рубашке. Пряжка на ремне «хвасталась» фигурой, бегущей дикой лошади. Дортмундер молча смотрел на него некоторое время. И наконец, он произнес: