Инна Павлова - Объявляю убийце голодовку

— Какие-то вы бледненькие. — Мадам чуть не добавила «худенькие», но вовремя осеклась, покосившись на Алку.

Я вздрогнула. Если забота сердобольной женщины сведется к усиленному питанию, то последствия ждать себя не заставят. Увы, хозяйка дома, каких бы она широких взглядов ни придерживалась, вряд ли одобрительно отнесется к тому, что гостья, кинув взгляд на любовно приготовленные кулинарные шедевры, бросается к сортиру, с трудом удерживая рвотные позывы.

Оказалось, однако, что дама имеет в виду нечто иное и знает куда более действенное средство для избавления от всяческих недугов.

— Вот тут я собираюсь разбить небольшую клумбу, — ткнула хозяйка в зеленую лужайку возле крыльца.

Мы с Алкой кивнули, одобряя похвальное желание облагородить участок. Впрочем, и местонахождение клумбы никаких протестов у нас не вызвало. Да ради бога! Кто бы возражал. Даже Алка и то начала догадываться, что повторное приглашение нам не грозит и маловероятно, что мы когда-нибудь сподобимся лицезреть плоды усилий Ады Яковлевны.

Одобрение собственных планов дама расценила как готовность внести посильную лепту в благоустройство территории и немедленно выдала каждой из нас по лопате.

— Вы, Аллочка, начинайте оттуда, а Татьяна будет копать с этого места. Или хотите наоборот?

На подружку было приятно посмотреть. Разумеется, дело не в трудовом энтузиазме, каковым она не горела сроду. Просто теперь я могла быть спокойна. Решение кардиолога свести на нет их отношения у нее встретит полное понимание и поддержку.

— Ну ладно, девочки, начинайте. Меня не ждите, я пойду приму лекарство.

Уж не знаю, что дама имела в виду, но отсутствовала минут сорок. Ни жевать, ни сосать в течение этого времени никакую таблетку невозможно. Правда, моя бабушка считала, что сон — это лучшее лекарство. Может, Ада Яковлевна придерживается такой же точки зрения? Кстати, не исключено, что и ее голубоглазый сынок в это время тоже лечился. Во всяком случае, поздоровавшись с нами и похлопав глазами, он немедленно испарился.

Допускаю, что я к нему несправедлива. Вдруг он совсем не такой толстокожий, каким мне показался, и ему потребовалось некоторое время и определенные усилия, чтобы взять себя в руки? Я посмотрела на замурзанную Алку, с остервенением терзающую целину, и решила не судить доктора слишком строго.

Надеюсь, вы не подумали, что по примеру безропотной Аллочки я надрывалась на барщине, благословляя возможность приобщиться к неоплачиваемому общественно полезному труду?

Вместо этого я обнажилась до купальника и растянулась в шезлонге. Алкины вопли не давали подремать, но загорать не мешали.

— Зайка моя, — начала я доброжелательно, но Алка заверещала, как будто ее стукнули, и потребовала, чтобы я сменила обращение. Напоминание о нахальной зверюге вызывало у нее сердцебиение.

— Учащенное, — добавила она, памятуя слова кардиолога.

— Ладно, не зайка. Птичка моя! — легко согласилась я. — Я же не давлю! И не заставляю тебя трудиться в поте своего травмированного лица, — ах, извини, ты просила не упоминать, — на благо кардиолога и его родни! Вот и ты на меня не наезжай.

— Неудобно же! — ныла Алка. — Что о нас подумают? И вообще, как тебе не стыдно быть такой махровой эгоисткой…

Войдя во вкус воспитательного процесса, подружка потеряла бдительность и тюкнула себя лопатой по ноге.

Только этого мне не хватало! Ныть она теперь будет неделю. И могу поспорить, что мытье посуды и уборка ее квартиры лягут на мои плечи.

Любительница цветов и дармовщинки появилась как раз в разгар выяснения наших с Алкой отношений.

— Эгоистка! — кричала Алка. — Тебе до меня и дела нет! Я могу отрубить себе ногу, руку и голову, ты и не почешешься!

— Сначала отруби. Хотя бы что-нибудь одно, — посоветовала я. — Тогда поглядим. Только конечности я бы посоветовала оставить на потом. Избавляйся в первую очередь от малофункциональных частей своего организма. Начни с головы.

Не считайте меня садисткой, способной измываться над тяжелораненым человеком. То, что подружка слегка рассекла кожу на большом пальце, совсем не давало ей права надеяться, что я подхвачу ее на руки и бережно понесу в дом.

Ясное дело, после того как порез был замазан и заклеен пластырем, о продолжении трудотерапии не могло быть и речи. Только очень большой оптимист мог доверить Аллочке садовый инструмент. Правда, по наивности хозяйка намекнула, что у меня повреждений вроде бы нет, но я на провокацию не поддалась и сослалась на моральную травму.