Инна Павлова - Объявляю убийце голодовку

Экс-супруг опять погрустнел, а я удостоилась очередного Аллочкиного гневного взгляда.

— Я уже и заявление написал, — скулил Витюша, — думал, ты обрадуешься.

Это уже интересно. Он решил сделать мне приятное? Или я ослышалась? В последний раз — и если быть предельно точной, то он же был и первым, — супруг собирался меня облагодетельствовать, когда вложил все наши (считай, мои) накопления в какой-то сомнительный бизнес, который тут же и прогорел.

На всякий случай я стала слушать внимательней. А то как бы опять не оказаться на грани финансовой катастрофы. Оказалось, что на сей раз осчастливить меня родимый собирался возможностью лицезреть его еще и на работе, то есть в школе.

— Думаешь, не справлюсь? — обиженно осведомился Витюша, правильно интерпретировав мое изумленное молчание. — У меня вон сосед, пенсионер, бывший бухгалтер, ошалел дома сидеть и пошел в школу во дворе труд вести!

Я деликатно поинтересовалась впечатлениями новоявленного педагога, но Витюша был не в курсе.

— Да я его теперь не встречаю.

Понятно. Не хотелось бы думать о плохом, но может статься, что больше и не увидит. Старик, конечно, хорош. Надоело ему, видите ли, дома сидеть! Развлечений захотелось! Ну и резвился бы как-нибудь мирно. Не знаю, примкнул бы к добровольным помощникам пожарных или в секцию дельтапланеристов записался! В крайнем случае прыгал бы с парашютом. А то удумал на старости лет!

Запугав родимого до полусмерти, я сочла, что проявленной терпимости и человечности больше чем достаточно, и отправилась спать, предоставив подруге и бывшему мужу уединение.

Укрываясь одеялом с головой, чтобы не слышать из кухни голоса, я получила от Аллочки сердитый нагоняй. Любимая подруга обвиняла меня во всех смертных грехах, называла жестокосердной феминисткой и пророчила угрызения совести, когда любящее Витюшино сердце разорвется от горя.

А вот это вряд ли. Единственный человек, которого Витенька любит беззаветно, — это он сам. Расстраивать себя, любимого, ему и в голову не придет.

— И учти, дорогая, — огрызнулась я напоследок, прежде чем окончательно уснуть, — мне совершенно все равно, сколько раз он в мое отсутствие наведался сегодня и как долго собирается здесь торчать, ожидая меня завтра! Ни в ближайшем, ни в самом отдаленном будущем я не намерена снова связываться с этим ходячим недоразумением. Если ты будешь им меня долбить, я от тебя сбегу. И в своей квартире я хозяйка, мне никто не помешает спустить этого придурка с лестницы или просто не открыть ему дверь! Поняла?

Ответа я не услышала, потому как благополучно заснула. И можете мне поверить, угрызения совести меня не мучили. Семь месяцев жизни, которые я отдала Витюше, уже, разумеется, не вернуть. Но годы, что мне еще отпущены, я проживу так, как считаю нужным, и по возможности спокойно и счастливо. Не знаю, как именно, но уверена совершенно твердо: моя дальнейшая жизнь пройдет без Витюши!

Какое счастье, что в школе у меня сегодня методический день! Успела кучу всего. Сляпала карточку, собрала в фирменную папочку бумажки, которыми буду трясти в институте, и даже успела забежать в аптеку и приобрести совершенно безобразную пару очков. Ничего другого с маленькими диоптриями не было, а калечить зрение даже в целях придания солидности своему облику я не намеревалась. Зато теперь, в строгом синем костюме, с черной сумкой и в туфлях на низком, устойчивом каблуке, я смотрелась замечательно. Такая насквозь пробюрокраченная барышня просто не может преследовать какие-нибудь цели, кроме сугубо деловых.

Я надела очки и сдвинула брови. Теперь любой собеседник, независимо от пола и возраста, отдаст мне все по первому требованию. Даже кошелек. Дабы не продлевать контакт дольше необходимого. Мало кто рискнет насладиться светской беседой с внебрачной дочерью Кощея Бессмертного, согрешившего с инспектором РУНО (карательного органа, которого боятся даже самые ушлые директора школ).

Правда, подружку я чуть не потеряла. Ну кто мог догадаться, что именно сегодня ее подкинет в такую несусветную рань? Еще и двенадцати не было, когда она летела к холодильнику, продрав глаза ровно наполовину.

Кричала она так, как будто застала меня за совершением самосожжения или за выкидыванием всех ее припасов в помойное ведро. Тогда как я всего лишь приложилась к минералке.

— Ну чего ты так орешь?! Не восстанавливаются, между прочим, не только нервные клетки, но и голосовые связки! И почему ты решила, что я собираюсь посягнуть на твою пепси-колу? У меня и в мыслях не было!