Инна Павлова - Объявляю убийце голодовку

— Ну достала ты меня, черт бы тебя побрал! До самых печенок проняла. Что я с тобой теперь сделаю, дрянь, ты ни в одном ужастике не увидишь!

У парня ко мне, несомненно, имелся личный счет. За меня ему, ясное дело, если что и дали, так не медаль. Потому как к его могучему синяку под правым глазом мы с кочергой никакого отношения не имели.

— Напугал, одноглазый, — фыркнула я. — Чем глупостями голову забивать, думал бы лучше, как удрать, пока не поздно. Не отягощая при этом своего положения и не увеличивая срока тюремного заключения, который тебе придется мотать в самое ближайшее время.

— Ну до чего ты баба упертая, — возмутился потенциальный зэк. — У тебя что, гадина, другого интереса в жизни не было?

— А у меня и сейчас нет, — мстительно прошипела я. — И если кто-нибудь из вашей теплой компании надеется отделаться легким испугом, то напрасно. Можете прямо сейчас договариваться с родственниками о передачах. В тюрьме выбор блюд не такой, как в «Мариотте».

Мужик потихоньку начал успокаиваться, в его взгляде даже промелькнула жалость. Так смотрят на кролика, перед тем как включить его в меню.

— Ты зря считаешь, что мое положение хуже. От тюрьмы зарекаться не стану, хотя вряд ли ты меня туда отправишь. Кстати, на зоне не так уж плохо. Но главное — там живут. А сколько тебе осталось?

Не хочу кривить душой. Во мне бушевал не героизм, а обыкновенная злоба. Которая начисто отключает даже инстинкт самосохранения. Дав выход эмоциям, я усугубляла свое и без того не блестящее положение, но, попытайся я их сдержать, меня бы просто разорвало на части.

Я немедленно дала собеседнику оценку по всем возможным параметрам. Указала на непоправимые дефекты его внешности, образования и умственного развития, наличие которых несмываемым позором легло бы даже на престарелую мартышку. И в заключение пожелала врагу таких перемен в судьбе и биографии, что, окажись мои пророчества верны хоть наполовину, парню стоило удавиться, причем незамедлительно. Боюсь, я даже немного переборщила, помянув недобрым словом предков недоумка. Они-то, может, как раз и не одобряли такого родственничка. Вниманием я обошла, по-моему, исключительно потомков негодяя. И только потому, что испытывала сомнения в возможности их появления у столь дефектного образца.

И чего я, спрашивается, добилась? Парень пошел красными пятнами и со всей дури принялся колотить меня по голове.

— Идиотка самонадеянная, тупая дура, — бесновался он. — Не захотела легкой смерти, значит, получишь какую заслужила. Я тебя лично утрамбую под асфальт! Живую! Только сначала искромсаю в вермишель!

Пожалуй, я переборщила с правдой-маткой. Пока не поздно, следовало повернуть разговор в другое русло. А затем растянуть его как можно дольше. Аллочка прекрасно понимает, как серьезно мое положение, и усилия наверняка прикладывает титанические. Кстати говоря, когда она всерьез начинает психовать, окружающим легче сделать все, что она желает, чем упираться. Так что ментам ее истерики все равно не выдержать. Тем более у нее все нити к расследованию. Ведь в принципе я поняла картину верно, ошиблась только с исполнителями. Не догадалась, как широк их круг. И все равно. Размотать клубок можно. Сообразила бы она кого надо простимулировать прибавкой к жалованью, и порядок.

— Под какой еще асфальт? — взвыла я. — И прекрати рукоприкладство! Останутся следы, а моя смерть должна выглядеть самоубийством!

— Твоя морда уже неактуальна! — мстительно парировал наглец. — Из-за тебя и этого стручка недоделанного (это он про Геннадия так образно?) мы на даче засветились. И теперь ты просто исчезнешь! Ясно? Но сначала я тебя…

Руки у меня были связаны за спиной, так что вытереть кровь из разбитого носа я не могла. Зато сумела довольно натурально всхлипнуть.

— Ну почему добрые и красивые мужчины обходят меня стороной? — жалобно поинтересовалась я.

У мужика натурально отпала челюсть, а глаза рванули в противоположные стороны. От обалдения он превратился в соляной столп.

— А уж если мужчина к тому же и умен, то у него для меня не находится ничего, кроме пощечины.

Я хлопнула ресницами, как вскормленная на душещипательных романах придурковатая барышня, и с укором уставилась на бандита. Тот оказался натурой тонкой и чувствительной. О недавних подвигах мужик уже вспоминал со стыдом и сожалением.

— Нет, жизнь не задалась, — разоткровенничалась я, поедая глазами красавца, в данный момент выглядящего так, словно его одновременно поразили столбняк, умственное и половое бессилие, чума, чахотка и энцефалит. Какая жалость, что у меня связаны руки, в таком состоянии я бы его скрутила даже без кочерги.