Анатолий Горбов - Джин с Толиком

Я больше не пытался «пережить» свою жизнь в бездумном стремлении к какой-то реальной, но далекой, а то и вовсе – мифической и недалекой – цели. Не пытался побыстрее проскочить «черную» жизненную полоску, хотя в моей жизни, наконец-то, наступила кипельно белая. Я наслаждался своим бытием, как неразрывным процессом, а все цели были лишь приятной наградой за правильное времяпрепровождение.

Про деньги вообще молчу: второй визит к антиквару принес мне еще 140 тысяч евро, совершенно незначительно проредив мою сокровищницу, и в настоящий момент времени я тщательно выбирал себе новое авто. И собирался после Старого Нового года открывать свой бизнес. Правда, не до конца определился – какой именно.

Банда, с которой я имел честь поработать в особняке Свина, благополучно самораспустилась, поделив деньги. Из своей доли – а это была огромная сумма – я не взял ни копейки. Полагающуюся мне часть бывшие подельники перечислили на счет одного монастыря, двух строящихся церквей, нескольких детских домов и домов престарелых. А еще одну часть денег отправили аудиторской фирме, которая должна была проконтролировать целевое расходование средств по этим перечислениям.

Джин из милого круглого котенка превратился в угловатого долговязого подростка, впрочем, довольно симпатичного. Больше всего меня удивляло то, что он выполнял некоторые команды, словно собака: «ко мне», «сидеть», «лежать». И даже – «голос». Эта команда выполнялась им особенно охотно. Он хитро зажмуривал янтарные глаза и, коротко мяукнув, тут же снова их открывал, довольный собой и произведенным эффектом. Казалось даже, что он при этом улыбается.

Густав Беккер, отреставрированный и обновленный, стоял на почетном месте в гостиной, глядя своим сияющим циферблатом на парк. Он был похож на сухонького старичка, которому недавно успешно удалили доброкачественную, я бы сказал – ОЧЕНЬ доброкачественную опухоль. Иногда я разрешал ему вспомнить молодость, и тогда новая квартира наполнялась часовым боем из позапрошлого века, волнуя окрестных котов и удивляя всезнающего консьержа.

Борис Михайлович умер в тюрьме, аккурат накануне католического Рождества. Вроде бы от сердечного приступа, хотя тут с уверенностью никто ничего не скажет. Даже Слон, который и сообщил мне о полном окончании наших со Свином распрей – по причине безвременного ухода из жизни последнего.

Поговаривали о том, что он пошел на сделку со следствием, и начал давать показания на всяких высокопоставленных фигурантов из «высшей цепочки» наркотрафика. Содержали его в отдельной камере со всеми удобствами, сдували с него пылинки и старательно пытались «завести» парализованную половину тела. Но видать, не судьба – а уж кто именно был рукой этой судьбы – простой случай или специально обученный человек, – мне и не важно.

Аркаша выжил, переломался всухую и выжил. Правда, цену за такой шоковый выход из зависимости он заплатил, серьезней некуда – загремел в дурку. Где ходил с просветленным лицом и твердил, что свершил акт возмездия, в коем был карающей божьей дланью. И тут же, уставившись на ладони, отрицательно качал головой, и исправлялся:

– Не, не дланью. Дланями… или дланьми? Короче, вот этими самыми руками…

Кабачок «У Рыцаря» выкупили какие-то развеселые столичные коммерсанты и за месяц сделали из культового заведения попсовое кафе с караоке – я сюда больше не хожу.

Жора и Аллочка были представлены родителям обеих сторон и получили их заслуженное одобрение. Может быть, одобрение это было несколько поспешным, но очень уж давно и тем, и другим предкам хотелось собственных внуков.

Жора с Аллочкой успешно съездили в Домбай, и тамошняя романтика им так понравились, что на этот Новый год они едут в горы уже третий раз, и, боюсь, на Старый Новый год поедут тоже. Похищенные вещи и почти все деньги им вернули, так как Аслана с компанией взяли в тот же вечер, прямо в больнице – они даже не потрудились «сбросить» краденное.

Арнольдик перевоспитался. Об этом мне, искренне удивляясь, поведал Денис Калмыков, с которым мы случайно встретились в супермаркете. Даже я не ожидал такого мощного действия от собственного шипящего внушения. По словам Дениса, Арнольдик на несколько дней «замерз» и вел себя тише воды, ниже травы. А потом, потихоньку, начал общаться – и люди его не узнали. Высокомерность куда-то испарилась, он стал отзывчивым и легко откликался на просьбу о помощи – подменить там кого или выйти в усиление. Мать свою, на которую он раньше, в основном, орал, теперь по телефону иначе, нежели «мамочка», не называл.