Дарья Калинина - Полуночный танец кентавров

– Замолчи!

И тут же перекрестилась.

– Вот ведь… довела до греха… Искушение ты ходячее, вот ты кто такая, Вера!

– Но, Марья Евгеньевна…

– Да что же будешь с тобой делать! – воскликнула старуха. – И отослать нельзя: мигом панику в доме поднимешь, спокойно с людьми поговорить мне не дашь. И оставить нельзя: все время нос свой в разговор совать будешь. Вот что, иди в соседнюю комнату и ожидай там. А чтобы тебе удрать не захотелось, девочки тебя запрут.

– Меня?

– Да, тебя.

– Но я не желаю.

– А Аришку замуж за моего сына выдать хочешь?

От изумления у тетки Веры отпала нижняя челюсть. Видимо, она только мечтала о таком.

– Хочу! – машинально выпалила она, и глаза ее загорелись.

– Тогда иди и делай, что тебе сказано!

Тетке Вере пришлось подчиниться. Но покуда подруги шли за ней следом, каких только недобрых слов не услышали они в свой адрес. Это не помешало подругам запереть противную тетку на ключ в соседней комнате и вернуться к хозяйке.

– Отвели?

– Да.

– Слышала я, как она вас чехвостила, – улыбнулась Марья Евгеньевна. – Вот ведь до чего злобная баба! И лицемерная. В лицо улыбается, а как за порог – чуть ли не дегтем полила.

– А вы правда думаете поженить Арину и своего сына?

– Да упаси Бог! – воскликнула Марья Евгеньевна. – Это я так сказала, чтобы от Веры избавиться и спокойно поговорить с вами.

– А мы удивились.

– Я против самой Арины ничего не имею, – сказала старуха. – Она услужливая девочка и кажется разумной. Но ее мать… Ну да ладно, о ней потом поговорим. Вы-то ко мне зачем пришли?

– Честно говоря, мы надеялись, что ваш сын объяснит нам, что происходит.

– Так ведь Антоша на дебатах. И ваш муж тоже там должен быть. Вам ли этого не знать?

И старуха тут же осуждающе покачала головой:

– Ох, неправду вы мне говорите. Не к Антону вы шли, а с другой целью. И не со мной вы хотели поговорить… Вы моего сына во вражде к вам подозреваете, значит, за доказательствами этого вы сюда шли. Небось в вещах его покопаться хотели! В бумагах да в документах!

В голосе старухи не слышалось гнева, но тем не менее подруги покраснели. Правильно Марья Евгеньевна про себя сказала: хоть и слепая, а видит побольше зрячих.

– Не станем лгать. За тем и шли.

– И не получилось у вас ничего?

– Нет.

– Так это и неудивительно. Сын мой свои тайны от всех оберегает. Не первый год в политике. Когда подходили, видели караул у ворот? Тоже неспроста. Были уже попытки проникновения в наш дом. Но чтобы под видом богомолок – это впервые. Жаль.

– Что вам жаль?

– Жаль, что сын теперь и это развлечение запретит. Как узнает, кто ко мне под видом богомолок сегодня заявился, так и запретит.

– А вы ему не говорите.

– Так Вера скажет.

– А Вере вы что-нибудь за молчание посулите.

– Нет, я так не могу. Обман это. Лгать только начни – потом не остановишься. Но не тревожьтесь, этот вопрос я с сыном как-нибудь улажу. В конце концов попрошу его домик для моих гостей отдельно построить. Вы лучше мне скажите: правда, что у вас в «Дубочках» уже два убийства случилось?

– Да.

– И оба раза женщины, я слышала?

– Да.

– А еще говорят, что Василий Петрович и эти женщины…

– Вот это уже ложь!

– Хорошая жена ничего другого сказать и не могла, – улыбнулась Марья Евгеньевна. – Но я хоть твоему Василию Петровичу и чужой человек, но тоже считаю, что оболгали его.

– А кто? Ваш сын?

– Антоша, может, и охоч до власти, но он не убийца.

– Так нанять мог… кого-нибудь.

– Не могу поверить, чтобы сын ради карьеры убийцей стал. Живые души погубил!

– Но он с помощью тетки Веры активно распространяет слухи против Васи.

– Что Антон мог воспользоваться ситуацией– это я верю! – кивнула головой Марья Евгеньевна. – Этого у Антоши не отнять. Умение использовать обстоятельства себе во благо у него от отца. Но он умный мальчик, он не стал бы связываться с криминалом. Никогда не марался, и в этот раз не стал бы.

Несмотря на слова Марьи Евгеньевны, которая была твердо уверена, что ее сын не причастен к случившимся убийствам, подруги не торопились ей верить. Все-таки сын есть сын. Ни одна мать на свете, если только она в здравом уме, никогда не обвинит свое дитя в ужасном грехе. Будет всячески выгораживать, оправдывать и обелять свое чадушко, лишь бы отвести беду от его головы.

Но пока что подругам нечего было возразить старухе. Вот если бы им удалось взглянуть на бумаги Никитина, тогда они были бы осведомлены, и разговор дался бы им легче. Но пока что они могли только развести руками и принести свои извинения за то, что проникли в чужой дом обманом и осмелились подозревать хорошего человека.