Валерий Тихомиров - Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок

Народ прибывал. Наливали всем, кто знал Потрошилова. Естественно, Потрошилова знали все. И владелец соседнего ларька Биденко, и братья-сантехники Штепманы, и даже местный киллер из тридцать восьмой квартиры Фердинант Загитович Хабибулин.

— Они любят его, — тонко подметил Сократ.

— Они вообще любят Потрошиловых, — согласился Диоген.

— За Якутию! — громыхнул на всю ярангу Ляпиков. — И за нас, якутов!

К полудню за одним столом собрался весь двор. Под водку «Исток» души размякли. Гостей потянуло к народной якутской мудрости. Поближе к природе и вечным ценностям. Сократ и Диоген молча улыбались. Это вызывало искреннее уважение. Болтунов в стране хватало и без них. Зато каждое слово хозяев яранги ловили на лету. Как истину в последней инстанции.

Ближе к обеду Сократ намекнул:

— Однако, дух земли зовет, — и лег.

— Браво! — патетически воскликнул художник Ананьин и присоединился.

— Лучше белки зверя нет, — поддержал общий настрой Уткин.

Ему в мире белой горячки было уютно. Обратно он не собирался. Якуты вели себя куда лучше зеленых чертиков — по плечам не лазили и в мозгу не гадили. Ротвейлер Дуся укоризненно вздохнула. Но все же она была Уткину другом, а не женой. Поэтому гавкать не стала.

Духи земли звали настойчиво. Коллектив, согласно древней якутской мудрости, залег на еловом лапнике.

— Духи дадут нам силу, — пробормотал Диоген устало и добавил: — Однако.

Все согласились. Если водка кончится — можно и духи!

К вечеру они очнулись. Бодрыми и веселыми. Вековые традиций не подвели. Сил, действительно, прибыло. Народ спросонья принял еще по стаканчику. Судя по узким щелкам глаз, якутов в яранге стало больше. Поймав кураж, компания организовала новый стол. Якуты разложили в песочнице костер и достали бубен.

Под мерные глухие удары Сократ и Диоген вошли в круг. Танец посвящался 300-летию Санкт-Петербурга. Широкоскулые лица окаменели, словно превратившись в лики тотемных идолов. Двор замер. Лишь тихо позвякивали колокольцы на бубне. Движения оленеводов перетекали одно в другое, как вода стремительных рек Чукотки. В них чувствовалась настоящая сила оленьего стада и грация полярной совы. Все быстрее звучали удары бубна, все энергичней метались тени в круге желтоватого света костра.

Якуты кружили в мистическом вихре, забирая с собой неприкаянные сердца пролетариев умственного труда. Народ вокруг впал в транс. Поддаваясь древнему ритму, качались головы, крепко хлопали ладони. В бликах костра плавали черные провалы ртов. Людям открывались космические истины. Гул голосов нарастал, переходя в рев.

Рокот бубна достиг апогея. Восторг зрителей превратился в благоговение участников. Сократ и Диоген плавно мчались по кругу, выворачивая руки в немыслимых ритуальных пассах. Лишь глаза их оставались безучастны за толстыми линзами очков. Они неотрывно следили за подъездом старшего брата.

Последний раз истеричным трамваем зазвенел бубен. Взметнулись ноги в унтах и опали. Вот так вот прекрасен и вечен гордый город! Как вечна и прекрасна дикая тундра в мае! Или в апреле. По заключительным аккордам точно не определить.

Народ, потрясенный откровением свыше, срочно выпил и закусил грибочками, собранными в местной тайге и приготовленными по древнему якутскому рецепту. Во дворе родился культ. Каждому хотелось слиться с природой, бросить к чертовой матери этот суетный мир и уйти по холодку в тундру, навстречу северному сиянию. Инженер Уткин, прозрев, плакал на груди Дуси. Предприниматель украинского происхождения Биденко сидел, обнявшись со Штепманами. Ляпиков учил художника Ананьина запрягать оленей.

В полночь якутская диаспора Питера расширилась на пятнадцать членов. Часть пантов из чемодана была распродана в мгновение ока. На жилистых шеях местного бомонда повисли меховые рожки на шнурках.

— Однако, с грибами мы перебрали, — задумчиво сказал Сократ.

— Им хорошо, — возразил Диоген, — радости много не бывает.

Новые якуты еще немного выпили. Потом попели якутских песен. Потом еще выпили. К утру малый предприниматель Биденко укоротил норковую шубу супруги в настоящую якутскую парку [11].

Из подола вышла пара крутых унтов. Пугая домочадцев, он при этом напевал народную якутскую песню:

— Кирдык бельдым, а деньги — дым.

Крепкая семья Биденко лежала под одеялами, тихо боясь папы, ставшего Белым Оленем. Как это мудро предвидел Сократ, непривычное-таки испугало аборигенов.