Москвичи, как им и положено, работали единой командой. Друг друга они понимали с полуслова. Ассистент кивнул с заднего плана:
— Дайте только человека.
— Какого? — морщась от головной боли, спросил мэр.
— Ну, я не знаю, — хищно хохотнул режиссер, — вождя какого-нибудь, что-ли. Но чтоб все было достоверно. Отпишем ему официально кусок тундры побольше. Какой не жалко. Чтоб без опровержений. С Ходоровичем согласовано. Мы люди солидные. И документ в кадре дадим наездом. Лады?!
Похмелье, ненадолго обманутое пивом, рухнуло на бедную руководящую голову опрокинутым небом. Мэр кивнул, стремясь не шевелитьея. Одним подбородком.
— Вот и славно! — завопил репортер. — Дайте человечка! Лишь бы читать умел. А текстовочку мы ему изобразим в лучшем виде!
Сам мэр говорил без бумажки. Как настоящий политик. Путая падежи и окончания. Без особого смысла, но от чистого сердца, незамутненного лишними мыслями и чувствами. Грамотеев он не уважал. Их и так в родном крае было не шибко. А те, что и водились, явно составляли угрозу власти. Поэтому задача поставила его в тупик. Но власть автоматически дарит обладателю мудрость, недоступную смертным. Мэр пожевал губами, преодолевая тошноту, и тихо, но отчетливо произнес:
— Это будет не просто.
Здоровяк-оператор колыхнулся всём телом, так что рога на стенах угрожающе зашевелились:
— Пленку в клочья! Мы ж от Ходоровича!
— Вот его и снимайте. Он и олигарх, и читать, наверное, умеет.
— Наверное…— глубокомысленно изрек желчный репортер.
Пауза затянулась, и в тот самый момент, когда молчать стало просто глупо…
— Три, — припечатал мэр, выходя из похмельной депрессии.
— Сотни, что ли? — уже привычно переспросил режиссер.
— Дурак, что ли? — от неожиданности опешил мэр. — Это мэрия, а не бордель. Якутия — край нефти и алмазов!
Москвичи зашевелились. Их, понятное дело, пробило на сюжет о коррупции. Возроптали горячие журналистские сердца. Потянулись потные руки к аппаратуре возмездия… Однако за такой шедевр режиссеру пришлось бы потом выковыривать глаза оператора… Языком репортера… У себя из… Ну, в общем, Ходорович шутить не любил.
Сделка состоялась. Получив гонорар за мудрость, мэр напрягся, рожая мысль. Его лицо еще больше округлилось. Хитрые якутские глаза распластались в прищуре, без следа пропав в щелках припухших век. В тиши кабинета стало слышно, как сопит за дверью подслушивающий секретарь. Через десять минут напряжение достигло апогея. Великолепной театральной паузой деньги были отработаны до последнего цента. В момент наивысшего накала мэр всхрапнул и неожиданно проснулся.
— Есть тут один человек, — невнятно пробормотал он.
Опухшее лицо дернулось в мимолетной судороге. По нему пробежала легкая тень затаенного ужаса. Но руководителю края не пристало выказывать эмоции перед официальными представителями столицы. Мэр невольно понизил голос и трусливо шепнул:
— Если что, на меня не ссылаться.
В кабинете повеяло холодом.
Перед расставанием в мэрии состоялось подписание документа. Абсолютно официально вождю племени Белого Оленя оформили в собственность на девяносто девять лет участок тундры. Огромный, как две Японии. И, по данным геологоразведки, совершенно не отягощенный полезными ископаемыми. Из Глухоманска в столицу полетела телеграмма: «Прошу пересмотреть бюджет учетом национальных особенностей края нефти зпт алмазов!»
* * *
Большая железная, местами ржавая, птица рухнула на окраине поселка в полдень. Тяжело дрогнула земля, возвещая о прибытии в стойбище Центрального телевидения. Толстые олени лениво шарахнулись от ревущего вертолета. Шум и грохот они не любили. Аборигены, наоборот, потянулись на затихающий рокот пропеллера. Им гости нравились. Племя Белого Оленя вообще отличалось от соседей отмороженным гостеприимством. Мэр Глухоманска послал съемочную бригаду… по адресу. То есть — в нужное место.
Стояло короткое, но жаркое полярное лето. Тусклое якутское солнце висело над тундрой, прищурившись, взирая на прибытие гостей из столицы. Режиссер выпал из местного «Боинга», энергично зеленея лицом. Полет убил в нем остатки романтической тяги к небу и местному пиву. В комплексе из этих компонентов вышел впечатляющий фонтан. Орошение гостеприимной северной земли сопровождалось глухим стоном. Покончив с приветственным актом, режиссер гордо выпрямился. Панорама из убогих яранг под сопкой выдавила у него кривоватую усмешку.
Читать дальше