Иоанна Хмелевская: Проселочные дороги

От Тересы, моей канадской тетки, пришло письмо. Не бог весть какое событие, писем от нее приходило немало, но в этом уточнялось время приезда в Польшу на лето. Уже давно теткины письма были преисполнены тоской по волнующимся под легким ветерком бескрайним нивам и жаворонкам, чирикающим в голубой выси. Ну и наконец тетка решилась. Самолет, доставляющий группу канадских поляков и нашу Тересу, прибывал в аэропорт Окенче четырнадцатого июня в полвосьмого утра.

Наше семейство охватила тихая паника. Заграничную родственницу хотелось принять как можно лучше, а кто знает, какие прихоти могут прийти в голову особе, развращенной воздействием загнивающего капитализма. Сложности возникали буквально на каждом шагу.

— Езус-Мария, Святой Юзеф! — вздыхала моя мама, старшая сестра Тересы. — Чем мы ее станем кормить? Когда она приезжала последний раз, то ела только одну нежирную ветчину. Где я ей возьму нежирную ветчину?

— А жирная найдется? — ехидно поинтересовалась моя вторая тетя — Люцина, родная сестра мамули и Тересы. — Если найдется жирная, то ведь жир можно и отрезать...

Моя третья тетя — Ядя, сестра отца, женщина нрава тихого, с ангельским характером, высказала робкое предположение — может, Тересу удастся прокормить обезжиренным творогом? Его ведь купить легко... Мой отец по простоте душевной предложил кормить тетю Тересу телятиной и тем самым смертельно оскорбил мамулю, которая такое предложение не могла расценить иначе как издевательство. К дискуссии подключились дальние родственники, каждый со своими предложениями, но ничего путного никто из них так и не посоветовал.

Лично я участия в дискуссии не принимала, не до того было. Мне предстояло решить проблему значительно более важную — встретить тетю Тересу на своей машине, а поскольку прибывала она в несусветную рань, необходимо было прибыть к этому времени в аэропорт, и желательно совсем проснувшись. Правда, был в моей жизни период, когда приходилось рано вставать. Тогда по всей Польше архитектурно-проектные мастерские обязаны были начинать работу в шесть утра. К счастью, период этот продолжался недолго, до тех пор, пока один из столпов нашей профессии на одном из очень важных совещаний в верхах в присутствии очень высоких должностных лиц не заявил, что шесть утра — время на редкость неудачное: доить коров уже поздно, доить архитекторов еще рано. Заявление было принято к сведению, начало работы мастерских перенесли на более позднее время. Однако с той поры прошло пять лет, а за эти годы я как-то привыкла встречать рассветы, так сказать, с другой стороны.

За оставшееся до приезда тетки время пришлось потренироваться, в результате тренировок я кое-как приучила себя к раннему вставанию, и в урочный день, четырнадцатого июня, в семь пятнадцать уже была готова выйти из дому. Телефонный звонок заставил меня вернуться от входной двери. Звонил отец. Он узнал, что самолет канадских авиалиний прибывал сегодня не в полвосьмого, а в десять пятнадцать.

В аэропорт я прибыла в десять двадцать. Ехала спокойно, никакие предчувствия не омрачали мою душу. Машину припарковала с задней стороны большой стоянки и отправилась в здание аэровокзала, где по очереди отыскала отца, тетю Ядю и Люцину. Мамы не было.

— Твоя мать сидит в туалете у меня в квартире, — удовлетворила мое любопытство Люцина. — У нее на нервной почве расстройство желудка. Я велела ей там и оставаться, лучше уж нужник в моей квартире, чем здесь, в аэропорту. Ты знаешь, во сколько она заявилась ко мне?

Зная собственную родительницу, я предполагала, на что она способна, и поэтому с легким беспокойством произнесла:

— Рано, наверно? А что?

— Ну вот скажи, сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы добраться от меня до аэропорта?

Люцина жила на территории аэропорта, там, где заканчивалось взлетное поле и постройки, у автобусной остановки. Вряд ли можно жить ближе к аэропорту.

И все-таки я немного подумала, прежде чем ответить, опять же не желая компрометировать собственную мать.

— Не знаю, сколько времени идет автобус.

— Три минуты, — холодно информировала Люцина.

— Тогда в общей сложности хватит десяти минут, — пришлось честно признать.

— Вот именно, десять минут. А твоя мать заявилась в полшестого, разбудила меня и потребовала немедленно отправляться в аэропорт, иначе опоздаем. Только мне ты обязана тем, что отец позвонил тебе, после того как мы узнали об опоздании самолета, иначе, как дура, торчала бы в аэропорту с восьми утра.