Иоанна Хмелевская - Тайна

— А я уж понадеялась, что по случаю удастся воспользоваться, — призналась она грустно. — Я как раз без денег, из-за дочери, они дом строят, все деньги ухнули. И попался же мне этот бриллиант, как слепой курице зернышко, кабы знать!.. Возобновлю-ка я старые знакомства, драгоценные камни вообще-то идут через магазины, только никто их в витрине не выставляет…

Я старалась просчитать всю комбинацию, да плохо получалось, слишком много неизвестных. Ни с какой торговлей бриллиантами, открытой или потайной, никогда не имела дел, а валютный пересчет всегда был для меня за семью печатями.

— И что, после продают? — спросила я неуверенно.

— Кто?

— Да те, кто покупают.

— Продают, как не продавать. В основном в Вене…

Мы посмотрели друг на друга. Один за другим возвращались сослуживцы пани Крысковой, и она замолчала. С дальнейшими пояснениями пришлось повременить, я попрощалась и вышла. Пани Крыскова, прощаясь, приложила палец к губам…

Недоумок позвонил как раз в тот момент, когда я наконец двинула мыслительный процесс в действие и приступила к обдумыванию разведки переулков на Праге. Субъект с клецкой на морде валандался где-то на обочине моего разума, и я почти чувствовала его топотание по моим мозговым извилинам. Божидар, упорно не желая пылать чувствами, надменно пренебрегая всеми моими, надо честно признаться, довольно мизерными сведениями, выбивал меня из равновесия со дня на день все больше и больше. Жизнь и так не баловала меня, а звонок сразу же сбил с темы и лишил всякой благожелательности.

Недоумок добрых лет восемь меня боготворил и липнул, как заграничный пластырь. Он, видите ли, решил стать поэтом. Стихоплетствовал вовсю и умолял, чтобы я правила эту потрясающую мазню, занятие весьма тяжкое, ибо в его, с позволения сказать, «поэзии» нечего было править. «Она стояла, она бледнела, смотрели все, она сомлела…» Это у него сцена со свихнувшейся от ревности дамой, которая намекает друзьям, что покончит с собой, только вот раздумывает, не кокнуть ли сперва своего неверного аманта. Сюжет был мне поведан изустно, прозой, ибо из поэтического текста никакими силами невозможно было его дедуцировать. К тому же из сего месива решено было изготовить эпос на манер «Пана Тадеуша» Адама Мицкевича или просто «Илиады»…

Я старалась намекнуть автору, что поэзия ему явно не дается, лучше бы поискать иное применение таланту. Он в конце концов согласился и выдал рассказик. Честно говоря, опус получился слабоват сравнительно с сочинениями третье-клашек-второгодников, особенно если наставниками у них были малоквалифицированные учителя. При полном отсутствии содержания, вся новеллка была ни о чем, да к тому же ни в одном предложении грамматика не учитывалась вовсе. Единственное, что у него не хромало — орфография: не делал ошибок.

Новеллка взбесила меня окончательно, и я посоветовала отправиться с ней на телевидение — мол, заинтересует, сделают сценарий. Он обрадовался столь оригинальному совету и, кажется, в самом деле им воспользовался, так как на длительное время оставил меня в покое.

Когда мы познакомились, он, понятно, представился, только его фамилия моментально вылетела у меня из головы. А визитку я потеряла незамедлительно. По телефону тут же узнавала его и сразу же отзывалась: «А, это пан», а посему он считал, что все о'кей, и не называл себя.

Звонок оторвал меня от увлекательных планов. Недоумок занудно умолял о встрече. Я попыталась наврать что-нибудь, но, будучи занята иной материей, нужного аргумента не нашла. Пора было, кстати, оплатить счета на почте ввиду скандального опоздания — от очередей я просто шарахалась, — так что хорошо бы совместить оба сомнительных развлечения. Вспомнила про кафе «Мозаика» около почты и назначила ему свидание. Он напирал на спешку, ну и ладно, пусть будет завтра в шесть вечера.

— Нет, я в последнее время не писал, — заявил он с ходу, и я вздохнула свободно. — Всякие неприятности, знаете ли, и в смысле вдохновения туговато. Хочу с вами посоветоваться. Извините за высокие слова, но ведь вы таки самая умная.

Я поперхнулась первым же глотком кофе. Господи Иисусе…

— Я того, понимаете, ничего не понимаю. На компьютерах сижу, а тут на тебе, чудеса в решете. Ну, привезли машины, в Австрию за ними ездили, ведь они и сами могли прийти, а они все же поехали и сопровождали. Оказалось — лом один.

Я изо всех сил изобразила интерес.

— Что лом? Эти машины?