Иоанна Хмелевская: Версия про запас

Мужчина говорил громко, и я отчетливо слышала его слова.

— Вы, видно, полагаете, пани Эмилия, что всех перехитрили? Но ведь покойница пани Юлия завещания, кажется, не переписывала? Собственной рукой перед смертью все отписала внучке, разве нет?

Тетка отвечала ему значительно тише, я слышала только свистящее шипение, по которому догадалась, что она в бешенстве. Гость продолжал орать:

— Уж мне-то такие вещи говорить не надо, ребенок много не съест, водки не пьет, а ведь они были люди не бедные. А внучка-то об этом знает? О, уже вижу, что не знает. Нетрудно было догадаться...

Каким-то образом тетке удалось его утихомирить. Смысл его речей дошел до меня позже, тому невольно помогла пани Крыся. Пани Крыся, должница, возвращавшая долг порциями, пришла как раз на следующий день и ядовито заметила что-то о том, как обдирают бедную сироту. Я услышала се слова, потому что дверь в комнату была открыта, а я в это время шла из ванной в спальню. Пани Крыся смотрела на меня, тетка тоже глянула в мою сторону, и меня вдруг поразило выражение её лица. Я поняла, что бедная обдираемая сирота — это я!

Несмотря на такое житье, в кретинизм я не впала, голова, слава Богу, работала. У меня появились подозрения. Сбежав с урока, я отправилась к дому моей покойной бабушки. Я смутно припоминала, что соседка была давней бабушкиной приятельницей, и, как оказалось, не ошиблась.

Я застала старушку дома и представилась. Мой визит её очень взволновал. О финансовой стороне дела я спросила напрямик, мотивируя вопрос беспокойством, не объедаю ли я мою тетю, старую беспомощную женщину. Выяснилось, что незнакомый мне бугай прорычал чистую правду и замечание пани Крыси также было вполне справедливо: бабушка оставила тетке очень много денег, предназначенных на мое воспитание, кроме того, тетка продала квартиру бабушки за какую-то безумную цену и все забрала себе. По моим подсчетам, этих денег хватило бы на двадцать лет жизни в роскоши даже при нынешних ценах, а ведь десять лет назад все было дешевле. На деньги мне было наплевать, но квартиры я не могла ей простить. Квартира принадлежала также моим родителям и должна была перейти мне! Ее можно было бы сдавать, получать доход, а потом, став взрослой, я могла бы там жить.

Бунт мой носил рациональный характер. Для начала я не позволила отлучить меня от рисования. Учительница говорила, что у меня есть способности. Я солгала, что нам добавили учебных часов, и оставалась в школе подольше, учась живописи. Отлично понимая, что самостоятельная жизнь требует денег, я хотела заняться репетиторством, но тетка мне не разрешила. Тогда я стала делать рекламу. Я была способной, дешевле обходилась работодателям и потому получала заказы, но один-два свободных часа в день, добытых с помощью вранья, ограничивали мои возможности. Много я заработать не могла, но даже та малость сильно изменила мою жизнь. У меня наконец-то появились собственные деньги.

Когда мне исполнилось семнадцать лет и я получила аттестат зрелости, случилось чудо. Та самая учительница рисования, с которой мы в конце концов подружились, собралась в Штаты, ориентировочно года на два, и оставляла однокомнатную квартиру, полную цветов. За цветами кто-то должен был ухаживать, и она предложила мне пожить там.

Я поверить не могла своему счастью. Выехала от тетки. Разрешения не спрашивала, просто объявила, что я уже совершеннолетняя и хочу сменить квартиру. Переезд не доставил трудностей: у меня ничего не было, а взять с собой ничего не дозволялось. Я поступила в Академию художеств, как сирота получила стипендию, могла наконец заработать на рекламе, так что мне было на что жить. Я впала в эйфорию, часами бродила по городу, навсегда рассталась с косами, ела, что мне нравилось, делала, что хотела и, наконец, я жила одна, в чистой комнате, при открытых окнах! У меня была яркая лампа! Тетка пользовалась исключительно двадцатипятиваттными лампочками...

Я бы с удовольствием забыла о ней навсегда и никогда больше не переступала порога этого дома, но у неё были способы меня удержать. И опять не обошлось без пани Крыси..

Случилось это, когда я ещё жила у тетки. Видимо, они поссорились и пани Крыся решила тетке насолить. Она ворвалась ко мне в спальню; тетка пыталась преградить ей путь, но пани Крыся была крупнее, моложе и наверняка сильнее. Отказавшись от борьбы, посиневшая от злости тетка села у стола, крепко сцепив ладони. Пани Крыся с нескрываемым удовлетворением объявила мне, что все мало-мальски ценное в этом доме является моей собственностью, поскольку принадлежало моим родителям. Серебряные подсвечники, серебряная посуда, старая фарфоровая супница, настоящий Хелмонский на стене, антикварный комод, яшмовые напольные часы, драгоценности, о которых я ничего не знала, а кроме того, фотографии. Четыре альбома фотографий, среди которых был свадебный портрет моих родителей и многочисленные снимки времен их молодости. Это меня потрясло. Родителей я не помнила, не имела ни малейшего представления о том, как они выглядели, и мечтала увидеть их во что бы то ни стало.