— Я еще могу понять, когда выбрасывают ненужные письма, — рассуждал оскорбленный в лучших своих чувствах Павлик. — Но выбросить на помойку кляссер! Это уже никак в голове не укладывается.
— Может, кляссера она не видела, — пыталась оправдать незнакомую женщину Яночка. — Или вообще не слышала о них. Жаль, мы не знаем, где она живет, может, у нее еще есть письма?
— А разве не у той помойки? — удивился Павлик.
— Нет, в доме недалеко от помойки жила ее покойная тетя, — пояснила Яночка, — а сама она живет где-то далеко. Она еще жаловалась.
— А тетя где жила, не знаешь?
— Нет, — вздохнула Яночка. — Там вокруг помойки несколько домов, я даже не знаю, из какого дома она вышла. Не смотрела, шла себе, а эта женщина меня обогнала. И Хабр ее не обнюхал, я его не просила, не подумала, что пригодится.
— Не повезло! — огорчился Павлик. — Не знаю, не знаю, может, на ту помойку имеет смысл каждый день наведываться...
У Яночки затекла правая нога от сидения на корточках. Сменив положение, девочка с грустью сказала:
— Вот и мы с тобой, как несчастный Зютек, примемся рыться в мусорных баках. И не исключено, что на той самой помойке когда-нибудь столкнемся с ним нос к носу. Он ведь занимается этим систематически, продуманно, а я просто случайно на письма наткнулась. Завтра сожжем в саду на костре ненужные письма и чемодан, а сейчас пошли к дедушке вот с этой кучкой.
— Погоди, я сгребу конверты в ящик из-под обуви.
Но тут в дверь заглянула мама.
— Мои дорогие, — сказала она, — не хотела вам мешать, но разрешите напомнить — рабочий день давно закончился. Сейчас двадцать два часа пять минут. Мы уговаривались, что в двадцать два, без напоминаний... Мне продолжать?
— С ума сойти! — удивился Павлик, вытряхивая из обувной коробки какие-то железки. — Я был уверен, сейчас не больше восьми.
— Не надо продолжать, — вздохнула Яночка. — Кончили.
И когда мама ушла, сказала брату:
— Ничего не поделаешь, разговор с дедушкой переносится на завтра.
Дедушка с бабушкой занимали в большом доме Хабровичей две комнаты на втором этаже. В одной из них бабушка сидела за телевизором, в другой дедушка за столом занимался тем, чем и положено — марками.
— Дедуля, — вкрадчиво произнесла Яночка, когда они с братом вошли к дедушке, — тут у нас немного кое-чего так себе, а немного очень даже ничего. Мы хотели показать тебе...
— ..и спросить, которые ничего — вырезать или прямо с конвертами оставить? — докончил Павлик, водружая на дедушкин стол свою обувную коробку, наполненную марками и конвертами. — Ты что хочешь посмотреть сначала — плохие или хорошие? — поинтересовалась внучка.
— Предпочитаю хорошие оставить на десерт, — ответил дедушка и потянулся за своей трубкой.
В коробке сверху лежали иностранные марки и кляссер. Очень непрезентабельно он выглядел, старенький, потрепанный. Яночка с Павликом оценили все эти иностранные марки как самую неинтересную часть находки. Ond ней шли отечественные, польские марки, начиная с последних и кончая самыми старыми. Конверт с наиболее ценными на взгляд детей тремя маркамипортретами они сунули на самое дно.
Дедушка начал с кляссера. Не торопясь взял его из коробки, не торопясь раскурил трубку, не торопясь раскрыл — и замер. Потом бросил трубку, лихорадочно схватил лупу и принялся рассматривать сквозь нее какую-то марку. Внуки наблюдали за ним с растущим беспокойством.
— Боже милостивый! — вскричал дедушка, и уже это эмоциональное восклицание чрезвычайно поразило внуков, ибо их дедушка был культурным, выдержанным и очень хладнокровным старым джентльменом. — Дети, это же газетный Меркурий!
Внук с внучкой немного сконфузились. Естественно, будучи внуками столь знаменитого эксперта-филателиста, они прекрасно знали, что такое газетный Меркурий, но видели его лишь раз в жизни в каком-то каталоге и не узнали в лицо. Тем более что сразу настроились — в кляссере ничего ценного быть не может.
— То есть как? — пробормотал Павлик.
Хладнокровный джентльмен никак не мог взять себя в руки. Глаза его блестели, щеки пылали. Он переводил взгляд с внуков на марку и обратно, словно не веря глазам своим.
— И это из разряда плохих? — почти с ужасом спросил дедушка. — Что же меня ждет на десерт? Британская Гвиана?
Из всех троих первой пришла в себя Яночка и подумала, что очень даже неплохо получилось. Ей еще никогда не приходилось видеть дедушку в таком взволнованном состоянии, значит, надо воспользоваться редким случаем и выведать у него то, что в обычном состоянии он бы детям не сказал. Она понимала, что Меркурий гораздо ценнее их припрятанного конверта с тремя польскими марками, но да тут ничего не поделаешь. Главное — дедуля взволновался, надо ковать железо, пока горячо.
Читать дальше