Маша Стрельцова - Смесь бульдога с носорогом

— Сашенька, вернись, пожалуйста, — рыдала я.

Никанор обернулся, дьявольская торжествующая улыбка зазмеилась на его устах, и он резко распахнул глаза. Я взглянула и почувствовала, как пол уходит у меня из — под ног. Ни радужки, ни зрачков у него не было. Пустые белые глаза внимательно посмотрели на меня и Никанор уверенно шагнул в запретный прежде круг. С меня как пелена спала.

«Так вот она какая, магия мертвых», — успела подумать я, проваливаясь от ужаса в обморок.

— Ну, жива? — кто — то сильно тряс меня за плечи.

Я с трудом открыла глаза и непонимающе уставилась на Ворона.

— Ты откуда здесь взялся? — медленно спросила я.

— Да я так, мимо ехал, — ответил он. — А у тебя ожоги, — произнес он. — У тебя тут как баллон с газом взорвался.

Я огляделась. Стены прихожей и правда выгорели, отличные шелковые обои, стоят столько, что проще удавиться, чем еще раз разориться на такие же при ремонте. Жестко подавив набежавшую слезу и перевела взгляд на Ворона

— Ты Никанора не видел? — тревожно поинтересовалась я.

Ворон недоуменно на меня посмотрел и спросил:

— Какого Никанора?

— Ну Сашку!

Парень присел около меня на корточки, погладил по голове и преувеличенно — заботливо сказал:

— Ты вставай, Марья, а я сейчас кофейку сварю, ладно?

Я молча кивнула, и он ушел.

А я кряхтя, как старая бабка, потихоньку встала с пола и оглядела прихожую.

Около меня лежал на боку опрокинутый стул, и хлеба валялись на полу. Значит мне, дурочке, неслыханно повезло. Сама — то я ни в жисть бы про них не вспомнила, чтобы прекратить ритуал, а когда лишилась чувств от ужаса, видимо нечаянно хлеба и скинула. Я сразу повеселела, забыла про обои и продолжила осмотр.

Около круга из огарков высилась горка пепла. Я пригляделась — черт возьми, из — под него торчал сгоревший ботинок! Никаноровский, видать.

Я кряхтя и держась за поясницу прошлепала на кухню, взяла веник, совочек и смела остатки от моего обожателя в пластиковый мешок для мусора. После чего не мучаясь угрызениями совести спустила его в мусоропровод.

«Это не Саня», — твердо сказала я себе. Саня никогда бы не попытался меня убить.

Потом опять пошла на кухню, села и задумчиво спросила :

— Ворон, Ворон, а как тебя зовут?

Он не торопясь налил мне в большую кружку кофе из джезвы, поставил передо мной и спокойно ответил:

— Митя. Устраивает?

— Дункан Маклауд звучит круче, — буркнула я.

— У тебя тут что творилось? Допрыгалась? — недовольно спросил он.

— Да, поколдовала чуток, — бросила я.

— Что сейчас делать собираешься?

— В ванну надо, — глубокомысленно изрекла я, поглядев на покрытые копотью руки.

— Могу спинку потереть, — небрежно бросил он.

— Вы так любезны, — великосветски ответила я. — На самом деле, Митя, я чудом осталась жива. Я с Никанором встречалась.

У меня была какая — то потребность ему все рассказать, поделиться. Пусть он поймет меня, погладит по головке, скажет что теперь все хорошо и поцелует меня.

Ворон передвинул стул поближе ко мне, взял меня за руку и переспросил:

— С Никанором?

— Ага, — я всхлипнула. — Мало того что он сейчас труп, так он еще и сгоревший, знаешь как страшно было!

— Бедная ты моя! — он порывисто обнял меня и я радостно уткнулась ему в грудь. — Тебе надо завязывать с этой работой.

А я жмурилась от удовольствия, до того мне было хорошо — любимый меня обнимает. Любимому я не безразлична.

— Тебе здесь нельзя находиться, — решительно произнес он, отстраняя меня, — поехали ко мне.

Я кивнула, и мы пошли вниз. Я не сопротивлялась. Хочет меня вести в свой дом — да ради Бога. Хоть на Чукотку — только бы с ним. Ворон обращался со мной как с тяжелобольной. Или как с драгоценной вазой эпохи Минь — кому как больше нравится. Бережно поддерживая, он довел меня до машины, усадил.

Секьюрити в его доме слегка недоуменно покосились на меня, явно не узнавая. Я слегка улыбнулась, наслаждаясь присутствием рядом любимого. В лифте я не выдержала, приподнялась на цыпочки и поцеловала его. На миг я ощутила, как он откликнулся, его губы впились в меня, и я радостно потянулась навстречу. Но в следующий миг он меня оттолкнул.

— Не делай так больше. Никогда, ладно? — сухо попросил он меня.

Я потерянно кивнула. Я бы поняла, если бы он был импотентом, но когда мы целовались — увы, всего два раза — его руки прижимали меня к себе настолько сильно, что я бедрами ощущала — не импотент. Ничего не изменилось. Он так и хранит верность этой своей половиночке.