Чарльз Паллисер - Изгнание

– Я предупредил. Два раза не повторяю. Если не уйдете, я оторву вам руку и отколочу ею вас так, что вы станете писать кровью.

Не знаю, что пришлось бы мне сказать или сделать, если бы в этот момент бультерьер не взобрался по колесу обратно в повозку. Мужчина начал бить его ручкой плетки. Я хотел возмутиться, но возница забрался на свое место, и фургон отправился дальше.

Домой я ушел, не повидавшись с Евфимией.

За обедом мама сказала нам, что получила письмо от Боддингтона с плохими новостями про Канцлерский суд. Завещание ее отца признано недействительным. Ей придется выплатить издержки не только свои, но и кузины Сибиллы. Почти со страхом я спросил:

– Сколько всего?

– Около двухсот фунтов, – тихо произнесла она.

Мы разорены. Не могу вообразить, где взять такую сумму. Мы с Эффи уставились друг на друга. Мама сядет в долговую яму на всю оставшуюся жизнь.

– Вот и конец всему, – сказал я. – Нет никакой возможности восстановить твои права.

– Напротив, – сказала мама. – Я собираюсь выиграть дело. Теперь, когда завещание отца аннулировано, получается, что он умер, как бы не оставив завещания.

Я сказал:

– В таких случаях существуют правила распределения наследства между родственниками, но я не разбираюсь в этих тонкостях.

Мама улыбнулась.

– Они очень простые. Как его единственный ребенок, я унаследую все.

– Но если так, почему кузина Сибилла пошла на все эти расходы? – спросила Эффи.

Больше мама не сказала ничего, как мы ее ни уговаривали.

Десять минут тому назад застал Бетси одну и попросил принести мне сегодня вечером горячей воды.

После обеда Эффи была очень мила. Мы сыграли несколько дуэтов, и она не вышла из себя, даже когда я сбился с ритма.

Служанка гораздо моложе меня, на три года, не хочу как-то напугать ее.

[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]

Десять минут тому назад она поднялась ко мне с кувшином горячей воды. У ванны я стоял раздетый до рубашки. В слабом свете свечи, бледная, с большими глазами, она казалась невероятно желанной. Кажется, мой восставший жезл стал слегка выпирать из-под рубашки, но она туда не смотрела и заметить этого не могла.

Мой голос задрожал от желания и нетерпения, когда я произнес:

– Боялся, что больше не придешь, Бетси. Как я рад, что ты здесь. Сегодня ты совершенно прелестна.

– Пожалуйста, без глупостей, мистер Ричард, – сказала она.

Чтобы налить воду, ей пришлось подойти ко мне и наклониться, но я не сдвинулся с места. Хотелось прикоснуться к ней, но я лишь сказал:

– Подожди, когда сяду в ванну, а потом потри спину.

Она опустила глаза и промолчала.

Я спросил:

– Стесняешься мужчины? Ты когда-нибудь видела мужскую штучку?

Она склонилась, чтобы проверить температуру воды в ванне, а я снял рубашку и стоял перед ней голый с торчащим жезлом, но она продолжала смотреть в другую сторону. Я слегка подался вперед. Она выпрямилась и отступила ко мне. Жезл уперся в ее пышную юбку у талии, и мы стояли так целую минуту. Казалось, она ничего не заметила. Я наклонился к девушке, почти стуча зубами от холода и возбуждения, и прошептал:

– Бетси, дай руку. Позволь, я положу ее на него.

Кажется, служанка колеблется. Почувствовала ли она что-то? Понравилось ли ей, что он упирается в нее в отчаянной мольбе?

Потом девушка развернулась и вышла из комнаты, ничего не сказав и не оглянувшись.

Надо было обнять ее сзади, пощекотать ушко и сказать о том, как она меня сводит с ума… Пока мой жезл упирался в нее, я бы залез ей за ворот и начал ласкать грудь, а она бы задышала порывисто и сказала: «О, сэр, это нехорошо, не заставляйте бедную девушку, и…»

Δ

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

Дурак, дурак, дурак!

Часа два тому назад я пытался заснуть, но услышал непонятный звук. Я надел халат поверх ночной рубашки и спустился вниз. В темной буфетной я увидел горящий подсвечник на комоде. Шум доносился снаружи, поэтому я распахнул незапертую дверь и вышел во двор.

Холод пробирал до костей. Я увидел, что мама качает насос у колодца, наполняя ведро. Пока я наблюдал, она зашлась сильным кашлем, ее плечи неуклюже содрогались. Было видно, какую боль причиняет ей кашель. Она зажала рот руками.

Когда я с ней заговорил, она виновато посмотрела на меня и спросила:

– Что ты здесь делаешь в такой час?