Чарльз Паллисер - Изгнание

Потом миссис Ясс вылетела в коридор в сопровождении мамы. У двери кухни она повернулась и сказала:

– Вы со мной плохо обращались, из-за вас я потеряла деньги, миссис Шенстоун. Но я вас не виню. Вот что я вам скажу: никогда не слышала, чтобы кто-то вот так менял свое решение. По крайней мере, не с таким запозданием.

Она ушла в кухню, хлопнув за собой дверью.

Мисс Фордрайнер – настоящая красавица. Кажется, ее красота скрывает в себе богатый внутренний мир – настолько она не похожа на полированную пустоту Энид. И то, что девушка сама содержит свой дом, делает ее еще более восхитительной и таинственной.

Пока не увидел тебя, на женщин смотрел с презрительной улыбкой. Сраженный твоей красотой, оступился на тропе жизни и упал в пучину любви, где тону в синей глубине твоих глаз.

[Отрывок, записанный греческими буквами. Прим. ЧП.]

Жаркий июльский день. Мы встречаемся на Бэттлфилд. Лежим, спрятавшись под кустом. Она помогает мне расстегнуть ее корсет. Золотистые волосы девушки теперь распущены и беспорядочно рассыпаны по ее обнаженной груди. Едва касаясь, кончиками пальцев убираю с груди нежные локоны…

Δ

[Конец отрывка, записанного греческими буквами. Прим. ЧП.]

Спустился поздно, когда шумиха вокруг мисс Ясс уже улеглась. Она не приготовила завтрак, и когда мама поднялась к ней в комнату, то увидела, что там пусто, и непонятно, куда кухарка исчезла.

Письмоносица вернула письмо от меня, и оно укоризненно лежало на моем месте за столом. Мама выглядела недовольной, и я скоро узнал, что мать Бартоломео написала на конверте: «Вернуть отправителю. Мой сын покинул дом, и у меня нет возможности с ним связаться».

К счастью, Эффи ушла на весь день к леди Терревест.

Не мог придумать, к кому еще можно поехать, стал оправдываться я.

– Его осуждает даже собственная мать, – сказала матушка.

– Он вовсе мне не друг, – сказал я. – Никогда его не любил. Я тебе говорил.

– Но ты общался с ним на каникулах.

– Всего лишь случайно повстречал его на улице.

– Ричард, похоже, ты забыл, что когда-то приводил его в дом. Знакомил с семьей.

Она произнесла это так, будто обвиняла в каком-то ужасном грехе.

Я сказал:

– Должно быть, ты спутала Бартоломео с кем-то другим.

Только что вспомнил, что однажды во время пасхальных каникул столкнулся с ним на улице. Встреча случилась почти около нашего дома, и он ясно намекнул, что не прочь зайти.

Папа пришел домой раньше обычного, и мы втроем беседовали в гостиной. Бартоломео проговорился, что пел в хоре в Харроу и вскоре благодаря связям папы его приняли в Кафедральный хор. Впоследствии злопамятный регент перекрыл отцу возможность влиять на прием в хористы.

Пошел в Трабвел в надежде встретить Евфимию. Я уже приближался к деревне, когда ко мне с грохотом подъехал огромный фургон и остановился ярдах в тридцати, а возница слез с него и стал осматривать копыто одной из лошадей.

В задней части фургона среди тюков, скрючившись, с кем-то боролся человек. Я подошел ближе и увидел, что у него под плащом пес, бультерьер, пытающийся убежать. Пес сумел вылезти из-под плаща, и я заметил, что вокруг его туловища обмотаны цепи из стальных колец, их предназначение я понять не мог. Животное прыгнуло из повозки, мужчина закричал на него, а потом потянул за толстый кожаный поводок, пристегнутый к ошейнику пса, другой конец которого был пристегнут железным карабином к ремню незнакомца.

Мужчина, все еще сидящий в повозке, дернул за поводок так сильно, что животное свалилось с ног. Потом он встал на колени на краю повозки, снял с ремня плетку и стал наотмашь хлестать пса, пока животное, застонав и завизжав, не склонило покорно голову. Он отбросил плетку и крикнул:

– Ко мне, сукин сын. Проклятая скотина!

Бультерьер попытался прыгнуть в повозку, но цепи оказались слишком тяжелые.

Я стоял в нескольких футах от фургона, мужчина меня заметил и сказал:

– Какого черта вы тут делаете? Убирайтесь, а то схлопочете то же самое.

К моему удивлению, несмотря на рабочую одежду, он говорил с благородными интонациями, хотя речь его была грубая, словно он привык к обществу работяг.

– Ваш пес не может запрыгнуть из-за тяжелого снаряжения.

Вместо ответа мужчина нагнулся, поднял плетку и хлестнул ею так, что она просвистела всего в нескольких дюймах от меня. Он сказал: