Элен Гремийон - Гарсоньерка

– А вот это? Сказал он вам, замечательный доктор Пюиг, что во время сеансов записывал своих пациентов на пленку, это он вам сказал?

– Разумеется, сказал. Но вы меня опередили, я как раз хотел попросить вас отдать нам эти кассеты. Они имеют очень большое значение. Именно это и начало тревожить доктора Пюига, точнее – те сеансы, которые вы отмечали, те сеансы, которые могли указывать на ваши возможные мотивы. Прежде всего – Алисия, женщина, завидующая чужой молодости, затем – Фелипе, в котором вы пожелали увидеть реинкарнацию палача вашей дочери, тогда как на самом деле это всего-навсего жалкий тип, у которого не ладится с женой.

– А его краденый ребенок, что вы скажете насчет его краденого ребенка?

Комиссар Перес заливается смехом:

– О чем вы? Нет никакого краденого ребенка. Нигде нет.

– Спросите у адвоката Витторио, он вам скажет.

– Мы не любим иметь дело с адвокатами. Всем этим людям, если они хотят работать, приходится выдумывать проблемы…

– А как насчет свидетельства Мигеля?

– Мигеля? Какого Мигеля? Доктор Пюиг не говорил нам о нем.

– Ну так послушайте его кассету – и вы увидите, сами увидите, что было, а чего не было.

– Госпожа Дариенцо, мы прослушаем то, что нам надо прослушать, и не вы будете нас учить, как делать нашу работу. С вашей игрой в следовательницу покончено. К тому же вы на все это время забыли об одной очень важной вещи: психоаналитик всегда остается психоаналитиком. Даже за решеткой.

И внезапно Ева Мария предполагает худшее. А если Витторио и в самом деле виновен? Ева Мария закрывает глаза. А если он действительно убил жену? А если он хотел свалить вину на нее, на нее – самую слабую из всех своих пациенток, если он с самого начала разрабатывал свой дьявольский, мастерски, в мельчайших деталях, выстроенный план, чтобы подставить ее, Еву Марию? Он так хорошо ее знал, она не смогла бы вынести, что он в тюрьме, не постараться хоть что-то для него сделать, она – одновременно и слишком слабая, и слишком измученная несправедливостью, для того чтобы еще раз несправедливость стерпеть, она – неспособная сражаться ради памяти своей дочери, станет воевать за него, она переключится на него, у нее случится этот самый перенос, она придет к нему на свидание и попытается ему помочь… Он все подготовил, этап за этапом, сцену за сценой, впрочем, эту историю с кассетами, этот так называемый «личный метод» он, скорее всего, выдумал, чтобы вернее заманить ее в ловушку… Это ведь он сказал ей про похороны, он знал ее лучше всех, так не воспользовался ли он ею, чтобы убить жену и оказаться оправданным?

У Евы Марии кружится голова. Она открывает глаза. Нет, он ее недооценил. Он не думал, что она узнает про его любовницу. А теперь его безупречный план вот-вот рухнет.

– Витторио вас обманывает. Я совсем недавно узнала, что у него есть любовница, значит, он сказал вам все это попросту из страха, как бы я его не выдала. Дайте фотографии, я вам ее покажу, это совершенно ясно, когда уже знаешь, только ее и видишь, возможно, я с самого начала ошибалась, возможно, он и в самом деле убил свою жену.

Комиссар Перес отодвигает от Евы Марии пластиковый пакет:

– Не трудитесь.

– Почему это?

– Доктор Пюиг уже говорил нам об этом. И это действительно стало последней деталью, побудившей его поделиться с нами своими подозрениями насчет вас. Увидеть в удачно накрашенной женщине любовницу мужчины – свидетельство богатого воображения, госпожа Дариенцо.

– Но разве вы обязаны ему верить, когда он говорит, что это не его любовница?

– Вы правы. Но можете успокоиться: наша работа предполагает, что мы ничего не оставляем на волю случая, и мы только что были у этой женщины. Она и правда красива, но она всего-навсего подруга детства Лисандры. Как видите, незачем было сочинять целый роман.

– «Подруга детства Лисандры», до чего же удобно: Лисандры нет, сказать, что все это неправда, она не сможет… Впрочем, одно другому не мешает. Даже если эта женщина и была подругой детства Лисандры, почему бы ей не быть при этом любовницей Витторио?

– Вполне естественно, что вы проецируете на нее представление о любовнице – вы приписываете другой женщине статус, о котором мечтаете для себя, вы ревнуете.

– Вот нелепость так нелепость! А вода из вазы? Как вы объясните, откуда в вазе вода? И как вы можете не задаваться вопросом, куда подевались с места преступления цветы?

– Это и в самом деле единственная неясность в деле, и мы пытаемся понять… возможно, вы нам поспособствуете.