Агата Кристи - Почему не Эванс?

– Это худшее, что приносит брак, – пробормотал он.

– Что ты сказал?

Бобби очнулся от своих дум и увидел тихонько подошедшую Фрэнки.

– Привет, – буркнул он.

– Привет. Почему брак? И чей?

– Я рассуждал отвлеченно, – сказал Бобби.

– То есть?

– О разрушительных последствиях брака.

– И кто же подвергся разрушению?

Бобби все объяснил, но Фрэнки с ним не согласилась:

– Вздор. Эта женщина в точности как на фотографии.

– Когда ты ее видела? Ты была на дознании?

– Разумеется, была. А ты как думал? Тут же почти нечего делать. Дознание – это настоящая манна небесная. Я так волновалась, что аж зубы свело. Конечно, лучше бы это было таинственное отравление, чтобы выступал лаборант-химик и все такое, но нельзя привередничать. Надо довольствоваться нехитрыми развлечениями, выпадающими на нашу долю. Я до самого конца надеялась, что кто-нибудь заподозрит неладное, но все оказалось чуть ли не до прискорбия просто.

– До чего же ты кровожадная, Фрэнки.

– Я знаю. Это, вероятно, атавизм, или как его? А ты как думаешь? Я уверена, что во мне много атавизмов, или как их? В школе меня прозвали Обезьяньей Мордой.

– А обезьянам нравятся убийства? – спросил Бобби.

– Ты спрашиваешь, как корреспондент воскресной газеты.

– Ты знаешь, – сказал Бобби, возвращаясь к первоначальной теме, – я не согласен с тобой относительно миссис Кеймен. На фотографии она славная.

– Подретушировали, только и всего, – отрезала Фрэнки.

– Ну, значит, так подретушировали, что мать родная не узнает.

– Ты слепой, – сказала Фрэнки. – Фотограф сделал все, на что способно искусство светописи, но все равно снимок вышел гадкий.

– Совершенно с тобой не согласен, – холодно возразил Бобби. – Да и вообще, где ты его видела?

– В местной газете «Вечернее эхо».

– Возможно, его некачественно напечатали.

– По-моему, ты совсем спятил, – сердито сказала Фрэнки. – И все из-за какой-то размалеванной затасканной сучки – да, да, я сказала: сучки – вроде этой Кеймен.

– Фрэнки, – сказал Бобби, – ты меня удивляешь. Да еще на подъездной аллее возле дома священнослужителя. Почти святое место, можно сказать.

– Сам виноват, нечего было глупости говорить.

Наступило молчание, потом Фрэнки вдруг остыла, злость ее прошла.

– Что и впрямь смешно, – сказала она, – так это ссориться из-за какой-то чертовой бабы. Я пришла предложить тебе партию в гольф. Ты как?

– Ладно, шеф, – радостно согласился Бобби.

Они пошли рядышком, болтая о том, как подрезать мяч или довести до совершенства «стружащий» удар, которым мяч загоняют на зеленую лужайку вокруг лунки.

Недавняя трагедия совершенно вылетела у Бобби из головы. Но, загнав мяч в одиннадцатую лунку и «поделив» ее с соперницей, он вдруг вскрикнул.

– Что случилось? – встревожилась Фрэнки.

– Ничего. Просто я кое-что вспомнил.

– Что же?

– Ну, эти люди, Кеймены, они приходили и спрашивали, не сказал ли тот парень чего перед смертью, и я ответил, что нет.

– Ну и что?

– А теперь я вспомнил, что сказал.

– Что-то ты сегодня утром не очень сообразителен, право. И что же он сказал? – с любопытством спросила Фрэнки.

– Он сказал: «Почему не Эванс?»

– Странно. И ничего больше?

– Да. Он открыл глаза, сказал это – совершенно неожиданно – и умер, бедняга.

– Ну, – сказала Фрэнки, поразмыслив, – я считаю, что тебе не стоит переживать. Это пустяки.

– Ну разумеется. И все же я жалею, что не упомянул об этом. Понимаешь, я сказал, что он вообще ничего не говорил.

– В принципе, это одно и то же, – сказала Фрэнки. – То есть он не говорил ничего вроде: «Скажите Глэдис, что я всегда любил ее», или: «Завещание лежит в бюро орехового дерева», или каких-нибудь других соответствующих случаю Последних Слов, которые можно встретить в книгах.

– Ты считаешь, не стоит писать им об этом?

– Я бы не стала. Это не суть важно.

– Пожалуй, ты права, – сказал Бобби и с новыми силами занялся игрой.

Но это дело не шло у него из головы. Пустячок, а свербит где-то. Бобби было неуютно. Фрэнки наверняка рассудила все правильно и разумно: все это ерунда. Но совесть продолжала потихоньку грызть его. Ведь он заявил, что усопший ничего не сказал перед смертью, а это была неправда. Может, это банально и глупо, но Бобби испытывал неловкость.

Наконец тем же вечером, поддавшись порыву, он сел и написал мистеру Кеймену:

«Уважаемый мистер Кеймен, я сейчас вспомнил, что ваш свояк действительно сказал кое-что перед смертью. По-моему, точные его слова были: «Почему не Эванс?» Приношу свои извинения за то, что не упомянул об этом утром, но в то время я не придавал значения этим словам, вследствие чего, наверное, они и вылетели у меня из головы. С уважением Роберт Джонс».