Дэвид Моррелл - Инспектор мертвых

Траск поразил оборвыша до глубины души, когда заплатил целый соверен за один ананас.

– Держи. Только осторожнее, он колючий.

Плод был такой тяжелый, что Колин чуть не выронил его.

– А как его едят?

– Нужно счистить ножом грубую кожуру, а сердцевину разрезать на дольки. Она очень сочная. Можешь угостить матушку.

Траск упомянул о матери как бы между прочим, но на самом деле завел разговор не случайно. Он хотел убедиться в правильности своих предположений.

Мальчишка понурился:

– Она умерла.

– Очень жаль. А отец?

– Тоже умер. – В голосе Колина Траск уловил не только горе, но и гнев. – Вы так и не рассказали про работу. Что я должен делать?

– Тяжело разговаривать в таком шумном месте. Давай зайдем в таверну за углом. Я куплю тебе хлеба, масла, земляничного джема и горячего чая. Ананас оставь на потом. Между прочим, их доставляют в Лондон на моих кораблях и по моим железным дорогам.

– Если вы такой богатый, зачем я вам сдался?

– Погоди, узнаешь… – Траск провел паренька мимо колонн позади церкви. – Когда-то здесь был женский монастырь. А при нем – сад. Его так и называли, Конвент-Гарден, монастырский сад. Со временем «Конвент» превратилось в «Ковент». Тебя интересует история?

– Только о прошлом я и могу думать.

– Итак, я хочу нанять тебя, чтобы ты изображал моего сына.

Колин склонился над Джеремайей Траском, оборвав его мучительные воспоминания. Со щеки убийцы упала слеза и смешалась со слезами жертвы.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько людей осталось бы в живых, если бы ты не подошел ко мне в то утро на рынке Ковент-Гардена? Я мог умереть от голода и болезней. Или так настрадался бы в погоне за пенсами, что не осталось бы сил для мести.

В темноте ночи, в самых мрачных своих размышлениях, Джеремайя Траск и в самом деле порой обманывал себя мечтами о том, как усилием воли возвращается в прошлое и меняет его.

Если бы только… Если бы…

В тот день на рынке Ковент-Гардена он сказал мальчишке:

– Я собираюсь погостить неделю в имении конкурента, мы с ним договариваемся о слиянии наших предприятий. У него есть сын приблизительно твоего возраста. Если ты отправишься со мной, притворяясь моим сыном, это поможет в переговорах. Я объясню, что раньше ты жил с матерью в Италии, но недавно она умерла, и теперь я взял заботу о тебе в свои руки. Так я произведу впечатление ответственного человека. А если ты подружишься с отпрыском моего соперника, мне станет проще наладить дружеские отношения с ним самим и деловые беседы пойдут успешнее.

Пообещав Колину двадцать фунтов, Траск отвез его в свой загородный дом, где слуги вымыли мальчика, постригли и нарядили в дорогой костюм, о каком Колин никогда даже не мечтал. Его накормили невероятно вкусным и обильным обедом, и он съел столько, что ему едва не сделалось дурно. Затем театральный актер научил его скрывать ирландский акцент. Наконец мальчику рассказали подробности его вымышленной жизни в Италии с ныне покойной женой Траска.

Однако все это было сплошным обманом. У Джеремайи Траска не было жены. В роли конкурента выступал приятель Траска, а тот, другой мальчик был его компаньоном, а вовсе не сыном. Не стоило и ожидать, что за целую неделю, проведенную в имении, Колин ни разу не обнаружит свой ирландский акцент. Несмотря на все старания, он все-таки выдал себя, но у него хватило смекалки объяснить, будто у его вымышленной матери был слуга-ирландец и его говор оказался заразительным. Нет, с акцентом больших трудностей не возникло. Гораздо сложнее Колину было поддерживать легенду об умершей в Италии матери и о Траске, принявшем на себя заботу о сыне.

И все же Колин так убедительно справился со своей ролью, что Траск в награду взял его с собой в Париж, чтобы показать, какой роскошью способен окружить мальчика. И однажды вечером, когда Колин, с разрешения спутника, выпил два стакана вина, Траск зашел в темную спальню мальчика и забрался к нему в постель.

«Это был тяжелый выбор для меня, – объяснял Колин много лет спустя, когда Траск был уже парализован. – Я мог бы сопротивляться и кричать, но ты просто заявил бы тем, кто прибежит на крик, что твоему сыну приснился кошмар. А потом бросил бы меня на самой грязной парижской улице. Сердце у меня разрывалось от отвращения, но я решил уступить тебе и позволить сделать со мной все, что ты пожелаешь. Все это время я не переставал думать об отце, матери и сестрах. Я сказал себе, что твое богатство поможет мне достичь цели. Я готов был вытерпеть что угодно, лишь бы отомстить за страдания родных».