Франк Тилье - Gataca, или Проект «Феникс»

– Если ты скажешь, что сам уже позвонил сюда и им звонить не надо, то ничего не узнают.

Шарко оставался непреклонным, а на лице Люси был написан гнев. Тем не менее, поднявшись, она предприняла последнюю попытку:

– Значит, ты позволишь мне уйти вот так, ничего не добившись? Даже маленького шанса получить ответы не дашь? А что я скажу Жюльетте, когда она подрастет, – что? Как я объясню ей произошедшее?

Почти выкрикнув эти слова, Люси двинулась к вешалке. Шарко, едва дыша, смотрел ей вслед, и ему казалось, что мир вокруг рушится. Он провел рукой по лицу и прошептал:

– Господи…

Мысли в его голове бешено завертелись, и, когда она уже взялась за ручку двери, он крикнул:

– Ладно!

К нему обернулись сумрачные лица завсегдатаев. Люси снова устроилась рядом с ним. Он встал, подошел к стойке, взял лист бумаги и карандаш, вернулся за столик.

– Ты могла бы освободиться прямо сейчас? На два-три дня?

Люси почувствовала, как в ней растет нечто гибельное, нечто, как ей казалось, давно утерянное: опасный азарт, который стирает в порошок все обещания, все благие намерения. Включая главное: заботиться о Жюльетте, никогда не оставлять ее одну, провожать ее каждый день в школу и встречать у школьных ворот после уроков, в тот час, когда ворота распахиваются и лица расцветают улыбками. Да попросту исполнять свои материнские обязанности. Хищница, которую она считала давным-давно умершей, оказывается, только дремала в ней и вот-вот проснется.

– Да, могу.

– Я бы предпочел, чтобы ты сказала «нет».

– Я и сама бы предпочла. Но я говорю «да».

Пауза. Последние сомнения, которые еще способны все изменить…

– В таком случае слушай меня внимательно. Я полночи разбирался в чеках, счетах, расходах по кредитной карточке Евы Лутц. И обнаружил нечто крайне любопытное. По банковским документам выходит, что двадцать восьмого августа Лутц сняла со своей «Виза Интернешнл» деньги через банкомат в деревушке Монтемон. Это в Савойе, недалеко от горнолыжного курорта Валь-Торанс. А накануне она как раз встречалась в этой самой тюрьме с Грегори Царно и его психиатром.

Комиссар продолжал рассказ, только о двух путешествиях в Латинскую Америку предпочел пока умолчать: чересчур далеко, чересчур рискованно и на сегодняшний день чересчур непонятно, а Люси лучше оставаться на периферии расследования. Пусть у нее создастся ощущение, что она работает и полезна, этого довольно.

– Она сняла со счета двести евро довольно поздно вечером, но Монтемон в общем-то дикое захолустье – так вот, использовала ли она эти деньги, чтобы оплатить там ночлег? С учетом суммы и того, что в Центре приматологии ее не хватились, просто не заметили отсутствия, ночевка должна была быть с субботы на воскресенье. Но почему Лутц так внезапно рванула именно туда, в Альпы? Это тем более любопытно, что – во всяком случае, так сказал мне утром психиатр – в беседе с ней ни доктор Дюветт, ни сам Царно никаких Альп и никакой Савойи не упоминали. Даже намеком.

Шарко записал на бумажке название затерянной в горах деревушки и подвинул листок к Люси.

– Только туда и обратно. И что касается этих дел, я должен оставаться твоим единственным собеседником, понимаешь? Никто, ни один человек на свете, не должен знать, что мы вдруг стали снова работать вместе. Мы больше не знаемся, и точка.

– Ладно.

– Как ты и предлагала, я скажу своим коллегам, что звонил в Вивонн, хотел узнать, что там понадобилось Лутц. А ты попытаешься разобраться, куда ее носило, передашь мне всю информацию, какую нароешь, и вернешься домой, в Лилль. Ты не против?

– Ни в коем случае. Сменить тошнотворное бюро претензий на горы – одно удовольствие. За год я ни разу не брала отпуск: то замещала кого-то, то просто не получалось. Так что, наверное, пора. Поеду прямо отсюда, смена белья у меня с собой.

– Только помни, что ты больше не служишь в полиции.

– Спасибо за напоминание! У тебя есть фотография жертвы?

Комиссар вынул из внутреннего кармана пиджака снимок и положил его на столик перед Люси.

– Лутц была красивой молоденькой девушкой, почти ребенком. Незамужней, как ты, и обладавшей неимоверной жаждой жизни. Она прыгала на резинках с мостов, фехтовала, вкалывала как черт и намеревалась сделать блестящую карьеру. Я хочу найти говнюка, который отправил ее на тот свет. Я заставлю его расплатиться!

Люси почувствовала озноб. Глаза у Франка были такие печальные, голос такой странный… Рассыпав по столу монеты, Шарко вытянул из толстенькой пачки три купюры по сто евро и протянул их Люси.