Рональд Нокс - Убийство на виадуке

В мистере Кармайкле, четвертом компаньоне, распознать преподавателя не составляло труда, стоило ему только открыть рот. Никакая другая профессия не придала бы его высказываниям такую точность, взгляду – такую доброжелательность, а стремлению делиться знаниями – такую спонтанность. Неиссякающий источник занимательных бесед, он обескураживал слушателей чувством интеллектуального пресыщения, более тягостным, нежели скука. Не то чтобы он рассуждал на профессиональные темы, ориентируясь на знатоков, – его специальностью была греческая археология, говорил он о местных помещиках, о путешествиях на Ближний Восток, о производстве авторучек и снова о местных помещиках. Кармайклу перевалило за шестьдесят, он единственный из присутствующих был женат и проживал в одном из бунгало с женой настолько бесцветной, словно ее выбелил многолетний сирокко красноречия мужа; в тот момент ее не было дома, и Кармайкл поселился в клубе, как остальные. Следует сознаться, что товарищи по клубу чуждались Кармайкла, однако он был незаменим как истина в последней инстанции, когда речь заходила об установлении фактов: только он мог вспомнить, в каком году на линкс [4]забежал бык и какой мяч стал победным на открытом чемпионате три года назад.

Мерриэтт (да, такова была фамилия священника; вижу, вы искушенный читатель детективов) еще раз поднялся, чтобы придирчиво оценить погоду. Туман рассеивался, но неумолимый дождь лил по-прежнему.

– Напрасно я надеялся, что к ночи дождь кончится, – заметил он.

– Любопытно, – подал голос Кармайкл, – что в старину баскские поэты всегда говорили, что ночь не опустилась, а поднялась. Полагаю, у них имелись на то свои причины. Что же касается меня, то…

Мерриэтт, к счастью, был достаточно близко знаком с ним, чтобы вовремя перебить.

– В такие дни, – мрачно произнес он, – так и хочется кого-нибудь убить, чтобы отвести душу.

– И совершенно напрасно, – отозвался Ривз. – Только подумайте, сколько следов вы неизбежно оставите в такой грязи. Вас поймают, не успеете вы и глазом моргнуть.

– А, вижу, вы читали «Тайну зеленого пальца». Но скажите, многих ли убийц в действительности разоблачили благодаря отпечаткам их ног? Обувщики сговорились убедить род людской в том, что существует всего полдюжины различных размеров обуви, и всем нам приходится втискиваться в кошмарные ботинки одного из этих размеров, которые оптом ввозят из Америки. Ну и как тут быть Холмсу?

– Видите ли, – заговорил Гордон, – детективам в книгах всегда везет. Как правило, убийца передвигается на деревянной ноге, так что долгих поисков не требуется. Беда в том, что в действительности мало кто из убийц перенес ампутацию. А ведь есть еще и левши – как это удобно! Однажды я осматривал старую трубку, и по тому, как она была обкурена, можно было утверждать, что она принадлежала правше. Но сколько же на свете правшей!

– В большинстве случаев, – подхватил Кармайкл, – люди считают себя левшами только по причине неврозов. Гораздо интереснее вопрос с пробором. Каждому человеку с рождения предначертано носить пробор на определенную сторону, но большинство тех, кому следовало бы делать пробор справа, расчесывают его слева, ведь это проще, если ты правша.

– А я думаю, вы ошибаетесь в целом, Гордон, – возразил Ривз. – У каждого человека в мире есть свои едва уловимые особенности, которые не ускользают от взгляда опытного детектива. Вот вы, к примеру, – совершенно стандартный представитель человеческого рода, если позволите так выразиться. Однако я точно знаю, какой из стаканов из-под виски, стоящих на каминной полке, ваш, хотя они и пусты.

– Ну и какой же? – заинтересованно спросил Гордон.

– Тот, который в середине, – ответил Ривз. – Он отодвинут дальше от края: вы осторожны по натуре, поэтому инстинктивно позаботились о том, чтобы случайно не смахнуть стакан. Я прав?

– Честно говоря, мне ни в жизнь этого не вспомнить. Но как видите, здесь речь идет о человеке, которого вы знаете. Однако среди нас нет убийц – по крайней мере, я на это надеюсь. А если бы вы попытались поймать убийцу, не входящего в число ваших знакомых, вы понятия не имели бы, на что обращать внимание.

– А вы попробуйте, – предложил Мерриэтт. – Ну, знаете, как этот фокус проделывает Холмс, когда строит цепочки логических выводов, начиная со шляпы-котелка или часов брата Ватсона. Возьмите, к примеру, хоть вон тот зонт – неважно, зачем он здесь. Какие умозаключения вы вывели бы из него?