Вульф Дорн - Мое злое сердце

– Не знаю, – сказала я. – Он спрашивал, видела ли я кого-то. Возможно, он как раз имел в виду того парня?

– Думаешь, они как-то связаны?

– Без понятия. Вдруг этот тип как раз за ним и гонится?

Дьявол, подумала я, но не решилась произнести вслух.

– Спросить его об этом мы уже не сможем, он уже далеко.

– Я тоже так думаю. Давай лучше продолжим искать парня, хотя вряд ли в этом есть смысл. Он наверняка где-то спрятался.

Юлиан опустил глаза, рассматривая шлем у себя в руках. Он, несомненно, продрог. И мне было холодно в мокрой одежде. Потом он снова поднял взгляд на меня.

– Дора, можно тебя кое о чем спросить?

– Разумеется, спрашивай.

Внутренне я приготовилась к вопросу, который мне решительно не понравится. Об этом мне сказали глаза Юлиана: он снова глядел в пол, будто что-то обронил.

– Не могло ли случиться так, что ты перепутала этого типа с тем парнем?

– Ты имеешь в виду в беседке?

Юлиан кивнул:

– Может быть, бездомный пытался там укрыться от грозы? И ты сама говорила, что не могла как следует разглядеть незнакомца в темноте.

– Нет, – я решительно замотала головой, – это точно был парень. Он был примерно нашего возраста и не был пьяным. От типа, который меня схватил, разит алкоголем. От парня так не пахло.

Юлиан задумчиво закусил губу, затем снова надел защитный шлем:

– Ладно, поедем дальше.

– А можно я тоже задам тебе вопрос?

– Пожалуйста.

– Веришь ли ты, что я действительно видела парня в беседке? Я имею в виду, в то, что я взаправду его видела?

Юлиан снова стал избегать моего взгляда, уставившись себе под ноги, на большую лужу, сверкавшую в свете уличного фонаря, как зеркало.

– Ты ведь в этом убеждена, – ответил он.

Я поняла, что он имеет в виду. Самое печальное, что я даже не могла на него за это сердиться.

В детстве бабушка рассказала мне историю о деревенском мальчике-подпаске, который от скуки и одиночества не раз напрасно кричал: «Волк!» Другие пастухи прибегали ему на помощь, но, видя, что никакого волка нет, уходили, рассердившись на него. Как-то раз молодой пастушок вновь оказался один. Он опять закричал: «Волк!» – и остальные пастухи прибежали. Снова волка не было, пастухи обругали его и пошли к своим стадам. Но на следующий день действительно пришел волк и унес овцу из стада мальчика. Пастушок напрасно звал на помощь: никто не пришел. Ему больше не верили.

Вернувшись домой, я сразу же прошла к себе в комнату, не зайдя к маме. Сняла и бросила мокрые вещи в угол, надела самую просторную футболку, какую только смогла найти, и забралась в постель. Я была полностью измотана и думала, что мне потребуется целый день, чтобы отоспаться. Однако мне ни на минутку не удалось заснуть. Парень в беседке не выходил у меня из головы. Его полный ужаса взгляд, его глухой, сломленный голос, просящий меня о помощи…

Так я ворочалась с боку на бок в темноте, пока первые лучи солнца не проникли в комнату. Я слышала, как мама хлопочет на кухне. Я встала и подошла к окну. Ничто, кроме двух луж и мокрой травы в саду, не напоминало об ужасной грозе минувшей ночи. Можно было подумать, что все мне только приснилось.

У меня раскалывалась голова от недосыпа. Я спустилась в кухню. Мама, стоя у окна, протянула мне обеими руками чашку с кофе. В стеклянном стакане на складном столике растворялись две таблетки аспирина. Она кратко сказала: «Доброе утро!», не взглянув на меня. Я вспомнила бабушкину историю о юном пастушке.

Мне тоже больше никто не хотел верить. Ни полицейские, ни санитар скорой помощи, ни Юлиан. А теперь и мамусик. Но ведь это совсем другое дело, потому что я никогда не кричала «Волк!» от одиночества или от скуки. Я тогда действительно видела Кая. Он выглядел ужасно. Совсем как в то утро, когда я нашла его мертвым в кроватке. Позднее врач объяснил мне, что Кай умер от кровоизлияния в мозг, но это была лишь половина правды. Синеватый цвет одутловатого лица, вылезшие из орбит глаза и широко раскрытый рот – все это не было прямым последствием кровоизлияния. Скорее всего, он задохнулся, что и вызвало разрыв аорты.

В таком ужасном обличье я его теперь всегда и видела. Первый раз это произошло через два дня после похорон. Я увидела его отражение в оконном стекле классной комнаты, когда на перемене выбежала во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Тогда я тоже очень мало спала и меня тошнило.

Еще был случай, когда я увидела Кая по дороге в актовый зал. Он шел мне навстречу по лестнице, и я смогла хорошо его разглядеть. Безумие было в том, что я знала: это не мог быть Кай. Мертвецы ведь не выходят из своих гробов и не разгуливают по лестницам – мое сознание было не настолько затуманено, чтоб не знать этого. И они не могут за кем-то побежать в женский туалет, если при жизни не научились бегать. Моему братику было даже в кайф, что его носили на руках, открывая ему мир. Его прозвали за это толстопопиком с легкой руки тетушки Лидии. «Посмотри в сад, Кай. Ты видишь там папу? Он там копает. Скажи: «Ко-па-ет». Ты хочешь туда, к нему? А чего ты хочешь? А, конечно же, ты хочешь к мамочке? Не правда ли, малыш – прелесть?»