Вульф Дорн - Мое злое сердце

В какой-то момент я хотела было с ним заговорить. Но прошла дальше вдоль рядов полок, пока он меня не увидел. Я могла бы сказать себе, что очень тороплюсь, что мне нужно скорее приняться за готовку, но это была лишь половина правды. Просто я робела. Когда на тебя однажды ставят клеймо сумасшедшего и ты попадаешь в психушку, после этого становишься значительно сдержаннее. Такое нескоро отпускает.

Набрав все необходимое для своего гастрономического сюрприза, я направилась к кассе.

– Двадцать два девяносто, – сказала продавщица, с равнодушным лицом просканировав на кассе все мои покупки.

Я выложила на блюдце деньги и подумала о том, какого цвета эта женщина. Мне представился сине-зеленый.

– Я сказала, двадцать два девяносто, – повторила продавщица, указав на мои деньги, – а здесь пять и…

Я вздрогнула. Вместо двадцатки я положила старый чек!

– Извините, – сказала я и порылась в карманах джинсовой куртки, где лежали деньги.

Там было пусто.

– Ну же, юная дама, – возмутился мужчина, стоявший позади, – нельзя ли побыстрее? Не люблю, когда у меня отнимают время.

Я почувствовала, как кровь ударяет мне в голову, пока обшаривала другие карманы, но, кроме пачки жвачки, ничего не нашла.

– Вот дерьмо! Наверное, двадцатка выпала у меня из кармана…

Сине-зеленая продавщица равнодушно смотрела на меня.

– Может, я обслужу другого покупателя, пока ты ее поищешь? Сохранить твои покупки?

Меня затрясло. Только что я держала купюру в своей руке, я ее видела и ощущала, это ясно. Деньги были здесь, значит, я потеряла их по дороге к кассе.

– Вот они, – произнес кто-то рядом со мной.

Это был тот самый парень. Из-за волнения я не заметила, что он стоит в очереди за мной. Он передал кассирше двадцатку, и, прежде чем я успела что-то сказать, она выбила чек и дала мне сдачу. Я сердито взглянула на юношу:

– Тебе не нужно было этого делать. Наверняка мои деньги где-то валяются.

– Тогда давай их поищем, – ответил парень и улыбнулся. – Но сначала мне надо оплатить свои покупки, а то господин с огромным пакетом собачьего корма меня порвет.

Он кивнул на пожилого мужчину, и я рассмеялась.

– Меня, кстати, зовут Юлиан, – сказал он, пока мы шли бок о бок между рядами полок.

– Дора, – представилась я.

– Ты заходила в молочный отдел?

– Нет, я была там, где сыры.

Мы искали в каждом закутке, но купюра словно испарилась, хотя мы дошли до самого входа.

– Вот дерьмо! – снова взбесилась я.

– Никаких проблем. Ты вернешь мне двадцатку, когда у тебя будут деньги, окей?

Я посмотрела на него:

– Дело не только в деньгах, а… – Я не знала, как закончить фразу. Вспомнила о том, как Юлиан выглядел, выходя от доктора после сеанса. – Просто я должна быть уверена, что купюра у меня действительно была. Понимаешь?

Он наморщил лоб, и там надулась синяя вена.

– Ты же говорила, что, когда вошла в магазин, деньги у тебя были?

– Да… – Я закусила нижнюю губу.

– Так в чем же дело?

– Понимаешь… иногда я не могу доверять самой себе.

– Вот, значит, как? – Он кивнул с серьезным видом. – Я тебя понимаю.

– Правда?

– Да, конечно. Я знаю, что это такое.

«Просто-напросто психоз», – подумала я и улыбнулась, хотя вовсе этого не хотела.

– Верю, что ты знаешь. Вчера я видела, как ты выходил от доктора Норда. Давно проходишь терапию?

Юлиан рассмеялся:

– Ах, знаешь ли… Нет, я его сын.

«Прекрасно, – подумала я. – Просто прекрасно! Если у меня на пути будут лежать 50 лошадиных лепешек, я умудрюсь вляпаться в каждую».

– Мне жаль, – сказал он, – я не хотел тебя расстроить.

– Нет, все в порядке, – ответила я, хотя мое лицо могло соперничать цветом с постером на стене, рекламирующим «всегда свежие томаты». – Все окей. Теперь я знаю, куда принести деньги.

Юлиан взглянул на часы и пожал плечами:

– Сегодня не получится. Я скоро должен уйти и вернусь поздно. Но в другой раз – охотно. До скорого.

– До скорого.

Он пошел к своей «Веспе», закрепил пакет на крючке и поехал. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Потом вернулась в супермаркет и еще некоторое время поискала пропавшую купюру. Безуспешно. Казалось, ее никогда и не было.

Через час я сидела на полу своей комнаты и была готова разрыдаться. Сжимала кулаки и подавляла злость, которая охватывала меня со скоростью степного пожара. Это было паническое, темно-красное чувство отчаяния. Передо мной лежало содержимое моего кошелька: шесть банкнот по десять евро, две по пять, две по пятьдесят, которые вручила мне тетя Лидия перед отъездом – вознаграждение за мою прилежную учебу, как сказала она, – и несколько монет. Но ни одной двадцатки.