Блейк Крауч - Абандон. Брошенный город

– Проснулась? – прошептал Лоренс.

– Будильник разбудил. Наверное, пора. Ты спал?

– Думал.

– О чем?

– О золотых слитках. О тех, кто веками убивал ради них и убивает до сих пор. Но вы – ты и Тозеры – пришли сюда не за золотом. Эммет и Джун погибли из-за меня. И ты в этой пещере тоже из-за меня. Мне так жаль… Это ничего не изменит, но я должен об этом сказать. Мне нужно, чтобы ты это услышала. Знаю, я никчемный, эгоистичный раздолбай. Как ты там сказала, в пансионе? Ты была права, Эбби. Все дело во мне. Так было всегда. – Кендал закрыл лицо руками. – Возьми это с тобой. Если вернешься ко мне. И если не вернешься. В том, что я ушел… не ты виновата. И не твоя мать. Я ушел… что-то во мне сломалось. И не поправилось. Я делаю больно людям, которых люблю, которые любят меня, а почему, и сам не знаю. Но, девочка моя, моя милая девочка, мне так жаль, что я сделал тебе больно! Мне так жаль, что тебе достался такой отец…

Эбигейл не хотела этого и сопротивлялась этому, но оно происходило помимо ее воли – старый, заскорузлый узел в ее душе понемногу ослабевал и распускался.

Даже стоя на плечах отца, ей не хватало еще фута, чтобы ухватиться за какую-нибудь опору.

– Не достаю. Подтолкни меня выше, – попросила девушка. Свет фонаря упал на ближайший выступ в нескольких дюймах от кончиков ее пальцев. – Еще чуть-чуть! – Она вытянулась и ухватилась за выступ обеими руками. – Есть!

– Найди опору для ног, – подсказал снизу Лоренс.

Пальцы начали неметь, но подошвы ботинок журналистки только впустую терли стену.

– Не могу найти. Ничего не попадается. Господи, я соскальзываю! – испугалась она.

– Чувствуешь? – крикнул профессор, толкая мысок ее правого ботинка в расщелину. – Переноси вес на ноги! – Эбигейл уперлась ногами в стену. – Не торопись. Соберись с силами.

Она перевела дух и посветила вверх фонарем. Проход сужался, но трещин и выступов в нем хватало. Фостер отпустила лямки рюкзака, потянулась к следующей опоре и невольно застонала от острой боли в копчике.

– Помни, подниматься надо за счет ног! – крикнул снизу Кендал. – Иначе быстро устанешь.

Эбигейл проверила прочность опоры под ногой – вроде бы надежная – и перенесла на нее вес. Затем она передохнула секунд тридцать и подтянулась. Новая методика сработала – руки уже не немели. Девушка поднялась футов на десять, но дальше стало труднее – стена обледенела, подошвы скользили, да еще и трещин и выбоин поубавилось, и Фостер вдруг обнаружила, что ухватиться ей уже не за что.

– Я застряла! – крикнула она в отчаянии.

– Отталкивайся ногами от противоположной стены! – Голос Лоренса звучал глухо, словно со дна глубокого колодца. – Упирайся! Протискивайся!

Эбигейл держалась на выступе шириной в полдюйма, и ее ноги дрожали от подступающей слабости.

– Я падаю! – вскрикнула она.

– Слушай меня! Правой ногой упрись в стену за спиной, а пальцами левой жми в противоположную!

Девушка попыталась последовать этому совету, но ее подошвы скользили по заснеженному камню. Она напряглась изо всех сил, и боль от копчика отдалась во всем ее теле так, что у нее даже помутилось в глазах. В конце концов ей все же удалось найти опору и даже немного подтянуться вверх. Она поползла выше, упираясь, где было можно, ногами, подтягиваясь, где получалось, на руках и проталкивая себя вверх.

На голову ей падал снег, где-то близко завывал ветер. Эбигейл посмотрела вниз – с высоты в семьдесят футов фонарь Лоренса казался крохотной точкой света – и снова подумала о той, навсегда оставшейся у нее в памяти ночи, когда он ушел. Что он чувствует теперь, провожая ее глазами, оставшись один в темноте? Может, то же самое, что чувствовала тогда она, глядя, как он выходит из ее спальни?

Ты оставил нас в яме глубже и темнее этой. Ты бросил нас и не вернулся. Разве такое можно простить? Ты предал четырехлетнюю девочку, перевернул ее мир вверх дном. Из-за тебя я всю жизнь считала себя брошенной. Разве такое можно простить? Если я не вернусь, папа, никто и никогда не услышит о тебе больше…

Голова Эбигейл вынырнула наружу из пещеры – черной, окруженной снежным венцом дыры на крутом белом склоне. Мела пурга, а часы показывали 00:32. Двадцать часов под землей. Ее пальцы, руки, ноги – все онемело. Она стояла на пронизывающем ветру, в кромешной тьме, посреди бушующей метели и даже не представляла, где находится и где искать Абандон.

На следующее утро они отправились прогуляться по Мейн-стрит. Зимнее небо сияло голубизной, солнце поднималось над восточной стеной каньона, и снег блестел так, что на него было больно смотреть.