Блейк Крауч - Абандон. Брошенный город

– Давай, дочка, вылезай, – сказал ей отец. – Мы с твоей мамой помирились. Взрослым приходится иногда кричать, когда надо найти выход из положения. – Гарриет подняла голову. В ее глазах все еще стояли слезы. – Выбирайся оттуда, милая, а то твоя кукла совсем без тебя заскучала. Звать-то ее как?

– Саманта, – отозвалась малышка.

– Ну так что? Пусть Саманта плачет там одна? Разве ты теперь не ее мама?

Девочка выбралась из-под стола.

– Ну вот. А не открыть ли нам банку устриц, а? Как-никак, Рождество сегодня, верно? – Маккейб улыбнулся жене, показав свои сломанные зубы.

«Не знаю, город виноват или Ооту, но ты уже не тот, – подумала, глядя на мужа, Бесси. – Может, здешний воздух тебя отравил. Ты – не мой Билли. Его я потеряла».

Рождественским утром Ооту Уоллас бросил на вешалку дождевик и вдохнул запах сигареты, которую курила Джосс Мэддокс.

– Тяжеленько, а? – спросила та из-за бара.

Ооту стащил фетровую шляпу, постучал ею о ногу, сбивая снег, и тряхнул головой. Копна черных волнистых волос рассыпалась по его плечам. Гость подошел к сосновой стойке, на которую Джосс уже поставила два стакана для виски и бутылку пива «Пабст блю риббон».

– Ну что, веселого Рождества? – спросил мужчина и сунул руку во внутренний карман. – Дело на мази.

При виде золота у Джослин повлажнело между ногами. Вытянув пальчики, она коснулась руки Уолласа. Тот опрокинул оба стакана и присосался к бутылке.

– Скажи мне, Джосси… – начал было он, но барменша перебила его:

– Джосс.

– Черт, какая ты норовистая! Кто та женщина напротив, что сидит у окна? Как ни прохожу – она постоянно там. И постоянно за мной наблюдает.

– Это Молли Мэдсен. И ты не обольщайся: она за всеми наблюдает.

– Так она кто такая? Чахоточная? Горным воздухом приехала подышать?

– Нет. Лет десять назад муж прислал ее сюда – дом поставить. Он какой-то знакомый Барта, собирался проверить здешнюю руду. А потом взял и не приехал. Даже не написал ничего. Просто взял и бросил.

Ооту улыбнулся, а Мэддокс продолжила рассказывать:

– Барту, конечно, было чертовски неприятно. Когда у Молли кончились деньги, он поселил ее в гостиницу. С тех пор и поддерживает. Как я понимаю, на этой почве Молли и подвинулась рассудком. Пять лет из комнаты не выходит. Все ждет, что муж вот-вот приедет.

– Что-то мне подсказывает, что ее отправили с глаз подальше. – Уоллас показал пальцем на стаканы, и Джосс налила в них еще.

Ооту снова выпил и осторожно, чтобы не разбудить напившегося и впавшего в ступор помощника шерифа Эла, подошел к плите и поднес к ней руки – загрубелые, мозолистые, почерневшие от пыли и копоти. Одет он был в тридцатилетней давности форму, сохранившуюся со времен службы в армии Конфедерации – серые штаны и в тон им двубортный китель с оловянными пуговицами. Нашивка на левом рукаве указывала на его ранг – младший пехотный офицер. Все прочие знаки отличия он давно сорвал. А застывшие на плечах кителя капли парафина выдавали место его нынешней службы – шахту.

Лана, пришедшая в салун с первым зажегшимся в нем огоньком, села за пианино. Ооту подошел ближе и остановился послушать. Когда она закончила первую мелодию, он похлопал, а потом положил руки ей на плечи.

– Веселого вам Рождества, мисс Хартман. Позвольте заметить, у вас это замечательно получается – есть чем наполнить и корсет, и камисоль. Почему бы нам с вами не прогуляться через улицу, в гостиницу? Мы могли бы обменяться подарками. Я с удовольствием…

– Ооту. – Джосс произнесла его имя негромко, но голос ее дрогнул от гнева, а черные глаза полыхнули недобрым огнем. – Иди сюда. Хватит. Оставь ее в покое.

– Я занят. Разговариваю с мисс Хартман. Предложил бы то же и тебе, но поскольку ты в настоящий момент на цепи…

– Сукин сын… Ладно, скажу попроще. Орешки отрежу.

Бледная, дрожащая, Лана опустила голову, прилепившись взглядом к пожелтевшим клавишам.

Уоллас пробрался назад, к стойке.

– А что ты так завелась? – накинулся он на барменшу. – Ты ей кто? Мадам?

Мэддокс улыбнулась и произвела некий маневр, столь быстрый и ловкий, что Ооту даже не понял, как это было сделано – однако в результате его шмякнули физиономией о стойку, а его левое ухо щекотнуло холодное острие ножа.

Джослин наклонилась так, что ее черные кудри коснулись усов клиента, и шепнула:

– Богом клянусь, воткну прямо в мозги, если они у тебя еще остались… – Затем она повысила голос: – Давай, Лана, играй! Всё в порядке. Тебя никто больше не побеспокоит.