Блейк Крауч - Абандон. Брошенный город

Немного помолчав, женщина продолжила:

– На следующее утро мы пошли в местную кофейню, и Эммет увидел афишу – слайд-шоу паранормальной фотографии. Мы тогда даже не знали, что такое существует, но после случившегося ночью решили пойти. К сожалению, тот фотограф был обыкновенным мошенником. Я это сразу поняла. Большинство тех, кто называет себя медиумами, страдают галлюцинациями. То, что они показывают, – это либо какие-то неисправности камеры, либо проблемы со вспышкой, либо частички пыли на пленке. Но мы с Эмметом решили купить камеру. И в ту же ночь отсняли четыре катушки инфракрасной пленки – в полной темноте. В углу, над нашей кроватью, было что-то вроде лужицы яркого света, как будто эта энергия смотрела на нас, пока мы спали.

– Ваш сын… – прошептала Эбигейл.

– Мы с Эмметом всегда были художниками, потому и жили в Сан-Франциско. После того случая мы бросили все и полностью посвятили себя паранормальной фотографии. Это нечто особенное – идеальное пересечение искусства, истории и служения.

– Что ты имеешь в виду под служением?

– Видишь ли, в фотографиях паранормальной активности важна не их эстетическая ценность. Есть так называемые страдающие духи, которые, по каким-то причинам, не ушли с Земли после смерти. Важнейшая часть нашей работы – помогать им уйти. Никакого кайфа в этом для нас нет. Это не охота за призраками. Это наше призвание. Если б Тай не умер, мы, возможно, никогда бы не выбрали этот путь. Вот так вот. Разве не прекрасно и не печально, как все сложилось?

Неожиданно Джун вложила в руку Эбигейл маленький пластмассовый цилиндр.

– Что это? – удивилась девушка.

– Эммет отснял это по дороге сюда.

– Он снимал меня?

– Тебя и Лоренса.

– Ну… Спасибо, но, сказать по правде, я не уверена, что хочу этого.

Джун сжала ее руки.

– Делай так, как считаешь нужным.

Эммет закончил съемки участка Кёртиса, и группа двинулась дальше – шесть пар ботинок по сухой осенней траве. Теперь они шли вниз по склону. Эбигейл было немного не по себе: рассказ Джун убедил ее в том, что из-за смерти сына Тозеры немного тронулись рассудком, однако она уже знала, что их история станет эмоциональным ядром ее репортажа.

В туманной дымке стали проступать формы и очертания окружающих построек. Путешественники стояли на заросшей травой улице с ветхими, покосившимися домишками, между которыми в звенящей тишине расползались щупальца тумана.

– Давайте начнем с салуна, – предложил Эммет, и Лоренс, перепрыгнув через пару досок – все, что осталось от пешеходной дорожки, – провел их через улицу и осторожно вошел в дряхлое строение.

– Давненько здесь не бывал, – сказал он, – так что за безопасность не поручусь. Пусть для начала войдут только Тозеры.

Супруги последовали за Кендалом, но уже через минуту Эммет появился в дверном проеме.

– Пожалуйста, выключите фонари, – попросил он. – Нельзя, чтобы туда проникал внешний свет, это повлияет на качество снимков.

Все, кроме самого Тозера, выключили фонари. Оставшись у порога, Эбигейл наблюдала за тем, как супруги обследуют помещение: луч света пробегал по накренившимся стенам и изъеденным жучками половицам, осколкам стекла от разбитых бутылок из-под виски и ржавым консервным банкам… Сосновый бар завалился, пробив заднюю стену, и через дыру, создавая естественную задымленность, в салун вползал туман.

– Можешь войти, – шепнул Лоренс дочери. – Только будь внимательна, смотри под ноги и не подходи к плите. В крыше, если посмотришь вверх, приличных размеров дыра. И дождь, и снег – всё сюда. Удивительно, как эти доски до сих пор не провалились.

Фостер осторожно переступила порог и сразу почувствовала, как пол прогнулся под ее весом. Внутри пахло плесенью, сурками и всем прочим, что приносил сюда из каньона туман. Эммет и Джун стояли вместе у стены напротив пузатой печки, около пианино, у которого не хватало половины клавиш. Оставшиеся потрескались, облупились и напоминали ломаные зубы.

Тозер выключил свой фонарик, и тишину заполнили щелчки фотоаппарата.

Пока он снимал, Эбигейл подошла к его жене и, наклонившись, тихонько спросила:

– А эти духи бывают…

– Злыми? – рассмеялась Джун. – Нас часто об этом спрашивают. За все годы работы нам встретился только один по-настоящему агрессивный дух. Большинство, девяносто девять процентов, растеряны, одиноки и целиком поглощены собственными скорбями. Это даже забавно, потому что после смерти все твои прижизненные проблемы уже ничего не значат.