Стефан Анхем - Минус восемнадцать

– Вас это тоже касается. – Она показала на последних задержавшихся зевак, которые не хотели трогаться с места, и сама подошла к кромке набережной.

От водителя и след простыл. Во всяком случае, видно было только множество пузырьков, поднимавшихся на поверхность. По-хорошему, ей бы надо было прыгнуть, но она не справится. Она никогда не чувствовала себя комфортно в воде, и к тому же она…

– Астрид Тувессон? – Она вздрогнула и почти потеряла равновесие, повернувшись к полицейскому в форме. – Могу я попросить вас дыхнуть вот сюда? – Он протянул ей алкотестер.

Теодор Риск забрался на скамейку, сел на спинку и оглядел пустой школьный двор, выуживая сигарету из пачки вопреки табличке, гласившей, что курение запрещено на всей территории школы. Он надел красные наушники Beats , которые отец подарил ему на Рождество, и нашел в мобильном песню Ace of Spades группы Motörhead . Еще минута, и спокойствие все равно будет нарушено – его одноклассники с криком выбегут во двор после сдвоенных занятий по физкультуре.

Сам он провел последний час у психотерапевта, которая, как обычно, болтала о том, как для него важно быть в коллективе и иметь друзей. Входить в сообщество, выражаясь красивым языком. Как всегда, он с трудом сдержал рвотные позывы – его тошнило от нее и ее уродского сконского диалекта. Черт возьми, до чего же он ненавидел этот говор губернии Сконе. Из всех диалектов этот без сомнения был самый мерзкий. Но каждую неделю он сидел на приеме, как лоботомированный болванчик, и выслушивал банальности.

Как важно, чтобы Теодор раскрылся и рассказал, каково ему в самой глубине его потайной комнаты. «Потайная комната» – ее любимое выражение номер один. «Давай войдем туда вместе», – иногда говорила она на своем тягучем говоре и протягивала руку, словно на полном серьезе ждала, что он возьмет ее. Как будто, если он впустит ее вовнутрь, она по-настоящему сможет ему помочь. Он вдохнул дым и покачал головой от одной только мысли. Словно кто-то когда-то сможет ему помочь.

И все же первые месяцы он слушался ее вплоть до запятой. Он рассказывал точно так, как оно есть, что он думает и чувствует. Об отношениях со своим отцом, который на полном серьезе считает, что дети у него на первом месте, хотя на самом деле его никогда нет, когда он нужен. О предательстве, когда его оставили одного дома на несколько суток. Это предательство все еще ощущалось, как открытая рана, но оно замалчивалось, словно его никогда не существовало. Теодор рассказывал о приступе паники, когда его заперли в помещении величиной с гроб, и о страхе умереть, как только кончится кислород. Как он думал, что все кончено.

Не говоря уже о шизофреническом разочаровании, которое накатило на него, когда он осознал, что выживет. Что его страдания будут продолжаться дальше. Один раз Теодор даже взял психотерапевта за руку и с закрытыми глазами согласился провести ее в потайную комнату. Несмотря на это, ее болтовня не прекращалась, словно заезженная пластинка.

Теодор не видел другого выхода, кроме как начать врать: говорить, что он заводит все больше друзей, что он становится популярным и всеми любимым. Что к нему возвращается желание жить и ему даже начинает нравиться сидеть дома, делать уроки и общаться с семьей. Он врал, что комок у него в груди все уменьшается и что он, наконец, может опять беспрепятственно дышать.

Но теперь она явно раскусила его. Во всяком случае, она опять стала разглагольствовать о друзьях, отчего ему становилось так плохо, будто у него рак. Только она не понимала, что тех, кто хотел стать другом Теодора, хватало. Это он не хотел ни с кем дружить. Он выдохнул дым и окинул взглядом идиотов, которые начали заполнять школьный двор.

Зануды, вот кто они такие. Каждый из них – двуногий придурок, да еще с уродским диалектом в придачу. Но он умный мальчик и никого не трогает. Ни разу он не перешел грань, хотя чаще всего его так и подмывало это сделать.

Но с Александрой из параллельного класса было по-другому. Она отличалась от прочего сброда, не говорила на сконским и не хихикала с остальными девчонками. Если задуматься, она единственная, кто его никогда не раздражает. Он никому не рассказывал о своих чувствах и даже сам не был уверен, что знает, что это такое. Но что-то определенно там было, и в самой глубине потайной комнаты он предполагал, что Александра чувствует то же самое. Во всяком случае, она обычно отводила глаза, как только встречалась с ним взглядом. Так наверняка произойдет и сейчас в любую секунду.