Клэр Кендал - Дневник жертвы

– Что-то не так? – спросила она, понимая, как глупо это звучит.

Роберт попытался улыбнуться; но улыбка тут же исчезла, словно смытая потоком воды.

– Ночью мне на капот вылили растворитель. И шины передние порезали. Наверно, подростки балуются.

Кларисса вдруг опустилась на обтянутую тканью скамейку, вдоль которой выстроились присяжные.

– Вы побледнели! – Роберт потрогал ее лоб, но тут же отдернул руку, осознав, что прикоснулся к ней на глазах у всех. – У вас лоб влажный.

– Я в порядке, правда. Просто посидеть захотелось.

– По вас не скажешь. У вас сегодня весь день какой-то болезненный вид.

– Но это ужасно! Как можно быть такими скотами? – ответила она, бросив взгляд на пристава, который разговаривал с кем-то, стоя за своей конторкой.

– Ерунда. Все это чинится. Я уже успокоился. Я больше не злюсь.

– Все равно, мне очень жаль.

– Вы не виноваты.

Но она не сомневалась, что это ее вина.

2 марта, понедельник, 18:15

Включаю во дворе свет и иду по дорожке к дому. На крыльце, прислоненный к входной двери, дожидается очередной конверт. Он толще, чем предыдущие. Я устала как собака и совсем закоченела. Поднимаюсь к себе на цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума: не хочу, чтобы мисс Нортон снова из-за меня переживала.

Фотографии завернуты в белый лист формата А4. Облегченно вздыхаю: слава богу, это не моя спальня! Эти снимки ты делал на прошлой неделе. Делал сразу по пачке в день. А потом аккуратно разложил все по порядку.

Мы с Робертом стоим на мосту. На мне вязаная шапочка; выбившиеся волосы развеваются на ветру. От холода я засунула руки в карманы прямо в варежках. Роберт украдкой меня разглядывает. Мы почти касаемся друг друга. Почти.

В ожидании поезда мы сидим в кафе и, нагнувшись над столом, вместе едим торт. Я смотрю на Роберта снизу вверх. Мои глаза сияют, словно я только что получила подарок на день рождения.

А здесь мы говорим о моих неудавшихся ЭКО и его погибшей жене. На одном из снимков Роберт смотрит через улицу – как раз в твою сторону – и хмурится прямо в объектив. На другом снимке он держит меня за руку.

Теперь мы в парке. Щелк-щелк-щелк. Серийная съемка. Похоже на видео, разбитое на кадры. Вот я признаюсь в своем самом плохом поступке: между нами восемь дюймов. Вот Роберт повязывает мне на шею свой шарф: четыре дюйма. А вот Роберт рассказывает мне о пожарах: ноль дюймов – мы почти касаемся боками. У него такой одухотворенный вид, словно он стихи читает.

Следующая пачка. В этот день допрашивали медицинского эксперта. Мы идем на станцию, Роберт бережно держит зонт над моей головой. Я несколько раз спрашивала его, хватает ли ему зонта; на фотографии видно, что весь снег летит на него. Вечер того же дня: мы в очереди на такси. Стоим очень близко и почти касаемся друг друга.

Записки нет, но я и так знаю, что ты хочешь сказать. «Я слежу за тобой, Кларисса. И мне совсем не нравится то, что я вижу».

Ты, наверно, не догадываешься, что сделанные исподтишка фотографии не обязательно вызывают отвращение? Эти снимки прекрасны. Сам того не желая, ты случайно сделал мне приятное.

Лора была одинока. Особенно там, в Калифорнии. Но я – нет. Я не одинока, несмотря на все твои усилия! И ты просто глуп, раз не замечаешь этого. Мне приятно называть тебя глупым: от этого я чувствую себя лучше. Уверенней. Впрочем, я знаю, что это ребячество. Бессмысленное бахвальство.

В голове проносятся обрывки фраз мистера Белфорда. «Зарегистрированные телесные повреждения… субъективное описание…» Обо мне они такого сказать не смогут. Я знаю это – знаю уже несколько недель. А вот тебе еще только предстоит это узнать.

Открываю буфет и запихиваю свои доказательства в огромный пластиковый пакет. Это на завтра. Непристойные фотографии по-прежнему лежат на дне шкафа с одеждой. Я решила не брать их, хотя и не уверена, что это правильное решение.

С блокнотом в руках сажусь по-турецки на полу гостиной. Держа наготове ластик, методично пролистываю исписанные карандашом страницы. Нахожу место, где написано о том, что ты делал со мной в спальне.

Не знаю, сколько я так просидела. Эти строки не перестанут быть правдой оттого, что я сотру их. К тому же они все равно есть у меня в компьютере: я послушно сканировала страницы дневника, следуя советам брошюрок делать копии всех имеющихся документов. Этот скан – моя страховка на случай утери и одновременно доказательство того, что я ничего не дописывала задним числом. Мои пальцы разжимаются; ластик с глухим стуком падает на пол и закатывается под диван. Мистер и миссис Беттертон напирали на то, чтобы я ни в коем случае не пыталась скрыть что-то от полиции. Думаю, они догадались о существовании фотографий; у меня не хватило духу рассказать им.