Клэр Кендал - Дневник жертвы

– Отдохни, дорогая! – говорит мисс Нортон, жестом приглашая меня сесть на обитый ситцем диван. На спинке лежат порыжевшие от времени кружевные салфеточки; наверно, когда-то они были бежевыми. – Посмотри свой журнал. А я пока за тобой поухаживаю. Ты делаешь достойное дело. Представляю, как это должно быть тяжело! Ты, наверно, устала и совсем издергалась.

Она уходит на кухню. Я с улыбкой осматриваюсь. Гостиная заставлена тяжелой мебелью темного дерева, купленной еще родителями мисс Нортон. Когда-то им принадлежал весь дом; потом мисс Нортон разделила его на квартиры и продала. Она живет здесь с самого рождения.

Надо заглянуть в журнал. Вскрываю конверт, размышляя, как приятно будет на время выкинуть тебя из головы и забыть о том, что произошло несколько минут назад. Хотя ты ведь этого не допустишь, правда?

Я смотрю на журнал и не могу вздохнуть. Словно получила от тебя удар под дых. Блондинка на обложке. Она не в весеннем платье.

На ней ремни. И цепи. И какие-то провода. Они опутывают ее руки, ноги, туловище, врезаясь в нежную белую кожу; но бо́льшая часть тела остается на виду. Она лежит, привязанная к чему-то вроде операционного стола с регулируемыми секциями для рук и ног. Ее лодыжки приподняты, ноги раздвинуты и согнуты в коленях. Каждая часть тела надежно зафиксирована. Даже кисти и ступни. Даже пальцы – кажется, они крепятся лейкопластырем. В соски продеты металлические кольца. Грудь перетянута веревкой крест-накрест. Во рту кожаный кляп. Мускулистая мужская рука в кожаной перчатке занесла над женщиной блестящий инструмент. Сам мужчина остается за кадром. Голова и шея женщины пристегнуты к столу собачьими ошейниками; она не может повернуться, но ее широко распахнутые от ужаса глаза смотрят вбок, в сторону невидимого мужчины.

– Тебе некрепкий и без молока, дорогая? – кричит мисс Нортон.

Я пытаюсь убедить себя, что это просто инсценировка. Этого не может быть; этот стол ненастоящий, и эту женщину никто не собирается пытать. Но ужас в ее глазах говорит об обратном.

Вот на что ты любишь смотреть.

– Кларисса! Все правильно?

– Да, мисс Нортон! – кое-как выговариваю я, даже не понимая, с чем я соглашаюсь.

У меня перед глазами прыгают заголовки статей.

«Почему меня возбуждает страх. Откровения рабыни».

Вот что ты любишь читать.

– Печенье будешь? – кричит мисс Нортон.

«Соблазнительная беспомощность. Привяжи ее!»

Вот что ты любишь делать.

Я вспоминаю, как ты завел мои руки за спину. Как сдавил мне шею, чтобы я не могла пошевелиться. Как шептал все эти мерзости – а я слушала, делая вид, что они мне нравятся. Как ты млел от моих «да» и шарил по мне своей перчаткой. Да, да, да.

– Я испекла его сегодня утром. Хотела тебя угостить. Все думала – встречу тебя или нет? Это так мило с твоей стороны – подарить мне конфеты! Они все очень вкусные! Как раз такие, какие мне нравятся.

«Возбуждающая клизма и другие домашние средства».

– Кларисса, ты слышишь?

«В царстве пыток: запретные комнаты наших читателей».

У тебя есть запретная комната?

– Звучит отлично, мисс Нортон, – выдавливаю я.

– Как я рада это слышать, дорогая! Ты такая худенькая!

«Во все тяжкие. Приключения связанных красоток».

Я думаю о той ночи. Об отметинах на моем теле. Моя фотография… видимо, я должна сказать спасибо за то, что она не такая отвратительная, как содержимое этого журнала?

– Кларисса? – Мисс Нортон стоит в дверях гостиной.

В панике пытаюсь запихать журнал обратно в конверт. Больные пальцы не слушаются; на них по-прежнему повязка из травмпункта. Толстая коричневая бумага не выдерживает и рвется от моих манипуляций.

Я видела достаточно. Заголовки с обложки продолжают вспыхивать у меня в мозгу. Глупые, неприличные заголовки; будь здесь Энни – она бы лишь презрительно рассмеялась, прочитав их. Сказала бы, что это все фальшивка. Надавала бы тебе по твоей мерзкой роже. Но я не могу рассмеяться. Мне не смешно. Ведь ты не шутил, когда послал мне это. А фотография на обложке… никогда не видела ничего более ужасного, омерзительного и уродливого.

«Связать и овладеть. Трюки с веревкой».

Иду через всю комнату к мисс Нортон, чтобы взять у нее тарелку с золотистым печеньем – старинную, китайского фарфора, пожелтевшую и потрескавшуюся от времени, но все равно очень красивую.

– Выглядит аппетитно! – говорю я, хотя в данный момент ни одно блюдо на свете не кажется мне аппетитным. Аккуратно ставлю тарелку на кофейный столик, но она почему-то валится на пол. Мои пальцы как будто разучились нормально хватать. Странно, что тарелка не разбилась.