Пьер Леметр - Три дня и вся жизнь

Но главное, было еще кое-что.

Антуан снова услышал слова журналистки: «… проба, позволившая сравнить его ДНК с той, что была обнаружена рядом с телом несчастной жертвы тысяча девятьсот девяносто девятого года».

У Антуана закружилась голова, ему пришлось сесть. Если он согласится на этот тест, каким бы ни был результат, положительным или отрицательным, он все равно будет где-то храниться…

Он будет существовать.

Долго, очень долго. В какой картотеке его зарегистрируют? Какое ведомство будет хранить его?

Никто не может быть уверен, что его рано или поздно не сличат с ДНК убийцы Реми Дэме.

Любое законодательное решение может завтра же дать органам юстиции разрешение на сопоставление всех имеющихся образцов ДНК…

Дамоклов меч навсегда повиснет над его головой.

Единственное решение – отказаться.

Антуан только что затянул петлю у себя на шее. Это тупик: сделает он тест или нет, результат будет один и тот же.

То, что не случится сегодня, будет вечно грозить ему завтра.

И так всю жизнь…

– Во сколько у тебя поезд, Антуан?

Он не слышал, как подошла мать. Теперь она стояла, просунув голову в дверь. И сразу увидела, в каком волнении пребывает ее сын.

– Послушай, если не успеешь на этот, есть ведь еще другие…

Она закрыла дверь и спустилась по лестнице.

Антуан мерил шагами комнату, пытался собраться с мыслями, но постоянно возвращался к очевидному факту: у него оставался единственный выход помешать господину Мушотту подать жалобу.

Или приготовиться жить в вечном страхе, а возможно, даже провести пятнадцать лет в заключении после громкого процесса, который наделает шуму по всей стране. Страшная участь детоубийцы… Все то, чего ему до сих пор удавалось избегать.

Прошло двенадцать лет после преступления, совершенного им в двенадцатилетнем возрасте, и последний акт трагедии, участником которой он стал в тот декабрьский день девяносто девятого года, возможно, разыгрывался здесь, сейчас…

Наступила ночь.

Он слышал, как мать укладывается спать, не сказав ему ни слова, не задав ни одного вопроса.

До утра он все так же мерил шагами комнату. Для него это было полным крахом. Его жизнь стала не чем иным, как бесконечным поражением, которое, к превеликому сожалению, ему уготовило собственное детство. Когда рассвело, он подумал, не сам ли он обрек себя на это историей с Эмили. Наказание за совершенное им преступление не ограничивалось годами тюрьмы. Оно состояло из целой жизни, которую он заранее ненавидел, которая являла собой все то, что было ему омерзительно. Жизни в окружении посредственностей. Занимаясь делом, которое он любил, в условиях, которые ненавидел…

Это и было его наказанием: полностью искупить вину ценой всей жизни.

Утром Антуан признал свое поражение.

Нескончаемый дождь шел вот уже больше недели. К тому же темнело сейчас рано, часов около пяти. В результате объезжать больных становилось довольно утомительно. Напрасно он старался все организовать, наметить рациональные маршруты. Неотложные вызовы в дороге всегда заставляли его по нескольку раз возвращаться то в Мармон, то в Варенн, без этого никогда не обходилось.

Антуан посмотрел на часы. Четверть седьмого. В приемной его уже ждет добрая дюжина пациентов, а он приедет не раньше девяти.

Он посмотрел на свое лицо в зеркале заднего вида. За несколько дней до свадьбы он решил отпустить усы, да так и не сбрил их. Они его очень старили, даже мать говорила, но это не имело никакого значения ни для него, ни для Эмили. Для нее-то уж точно… Темная лошадка эта женщина. Вначале он страшно злился на нее, упрекал себя за то, что попался на удочку, слишком легко поддался панике. Он даже подумывал о том, чтобы сдать тот генетический тест, но не сделал этого, потому что это ничего не изменило бы: его жизнь уже вошла в определенное русло. Слишком поздно.

Тогда Антуан успокоился, стал смотреть на жену другими глазами. Он ее не любил, но понял ее сущность. Она была чем-то вроде мотылька, непоследовательная и переменчивая, подверженная внезапным увлечениям, без умысла, но и без раскаяния. Она по-прежнему была очень хорошенькая, после родов за несколько недель пришла в норму: плоский животик, дивная грудь и эта восхитительная попка… Он всегда обалдевал, если заставал ее в душе. Иногда он приходил и ложился на нее, она соглашалась на все и всегда, делала вид, что кончает и издавала эти свои коротенькие, приглушенные «из-за маленького» возгласы, отворачивалась, уверяя его, что было «еще лучше, чем в прошлый раз», и тут же засыпала. Эмили, Антуан был уверен, никогда не кончала. Ни с кем. Он больше не задумывался над их отношениями. Как врач, он ограничивался тем, что следил, чтобы она была осторожна, но совершенно напрасно: эта женщина не поддавалась никакому контролю.