Агата Кристи - Подвиги Геракла. После похорон (сборник)

– Мадемуазель, – мрачно сказал Пуаро, – этот мистер Андерсен разработал совершенную систему эксплуатации и убийства – научного убийства. Бóльшую часть жизни он провел, занимаясь бактериологическими исследованиями. Под чужим именем этот доктор основал в Шеффилде химическую лабораторию. Там он готовил культуры различных бацилл. На праздниках мистер Андерсен вводил своим сторонникам маленькие, но достаточные дозы индийской конопли, которая также известна под названием «гашиш». Она вызывает галлюцинации, чувство величия и радостного удовольствия. Это привязывало к нему его последователей. Это и были те «радости духа», которые он им обещал.

– Как удивительно, – сказала мисс Карнаби. – В самом деле, очень необычные ощущения…

Эркюль Пуаро кивнул:

– Это был его обычный прием – доминирующая личность, способность создать массовую истеричность и реакция, вызванная наркотиком. Но он преследовал и другую цель. Одинокие женщины, полные благодарности и энтузиазма, составляли завещания, оставляя все свои деньги Культу. Одна за другой эти женщины умирали. Они умирали в своих собственных домах, и на первый взгляд от естественных причин. Не вдаваясь в технические подробности, я попытаюсь все объяснить. Можно получить концентрированные культуры некоторых бактерий. Например, бацилла кишечной палочки, вызывающая язвенный колит. Как и бациллы брюшного тифа, можно ввести в организм пневмококк. Есть еще так называемый старый туберкулин, безвредный для здорового человека, но он стимулирует активность старой инфекции. Вы понимаете, как умен этот человек? Эти смерти произошли в различных частях страны, жертв лечили разные врачи, и не было никакого риска вызвать подозрение. Также он, как я понимаю, вывел культуру, которая способна отсрочить, но усилить действие выбранной бациллы.

– Он дьявол, если дьявол когда-либо существовал! – воскликнул старший инспектор Джепп.

Пуаро продолжил:

– По моему распоряжению вы сказали ему, что когда-то болели туберкулезом. В шприце был туберкулин, когда Коул арестовал мистера Андерсена. Так как вы здоровы, он вам не повредил бы, поэтому я просил вас подчеркнуть, что у вас было именно это заболевание. Я испугался, что сейчас он мог выбрать какую-нибудь другую бациллу, но я уважаю ваше мужество и вынужден был позволить вам рискнуть.

– О, всё в порядке, – весело сказала мисс Карнаби. – Я ничего не имею против риска. Я боюсь только быков на поле и тому подобного. Но у вас есть достаточно доказательств, чтобы осудить этого ужасного человека?

Джепп усмехнулся:

– Доказательств полно, – сказал он. – У нас есть его лаборатория, и его культуры, и вся схема!

– Возможно, он совершил целую серию убийств, – добавил Пуаро. – Я могу сказать, что его выгнали из того университета в Германии не только из-за того, что его мать была еврейкой. Это просто стало удобной легендой, чтобы объяснить его приезд сюда и пробудить сочувствие к себе. Собственно говоря, мне кажется, что по крови он «истинный ариец».

Мисс Карнаби вздохнула.

– В чем дело? – спросил Пуаро.

– Я вспомнила, – ответила Эйми, – о том чудесном сне, который видела на первом празднике, – после гашиша, наверное. Я так прекрасно организовала все в мире! Никаких войн, нищеты, болезней, никаких безобразий…

– Должно быть, это был прекрасный сон, – с завистью произнес Джепп.

Мисс Карнаби вскочила и сказала:

– Я должна ехать домой. Эмили так нервничала… И дорогой Огастес ужасно по мне скучает, как я слышала.

Пуаро с улыбкой произнес:

– Возможно, Огастес боялся, что, как и он, вы собирались умереть за Эркюля Пуаро!

Эркюль Пуаро задумчиво смотрел в лицо человека, сидящего за большим письменным столом из красного дерева. Он отметил широкий лоб, узкие губы, хищную линию подбородка и пронзительные, мудрые глаза. Глядя на этого человека, сыщик понял, почему Эмери Пауэр стал таким всесильным финансистом.

А когда его взгляд упал на длинные, тонкие руки изящной формы, лежащие на крышке стола, он также понял, почему Эмери Пауэр пользуется славой великого коллекционера. Его знали по обе стороны Атлантики как знатока произведений искусства. Страсть Пауэра к искусству шла рука об руку с не меньшей страстью к историческим ценностям. Ему было мало того, что вещь красива; он также требовал, чтобы за ней стояло предание.

Эмери Пауэр говорил. Его голос звучал тихо – негромкий, четкий голос, который производил большее впечатление, чем любой громкий звук.