Агата Кристи - Подвиги Геракла. После похорон (сборник)

Прошло уже шестьдесят лет после появления на рынке мозольных пластырей «Корал» и сопутствующих им товаров, а они все еще пользовались популярностью. Никто не мог сказать, было ли что-то в этих пластырях такое уж выдающееся, но публике они нравились. Именно на фундаменте тех пластырей был построен сей дворец в неоготическом стиле с бесконечными акрами окружавших его садов. Именно доходы от тех пластырей обеспечивали семерых братьев и сестер и позволили мистеру Ричарду Эбернети умереть три дня назад очень богатым человеком.

На кухне, куда Лэнскомб заглянул со словами увещевания, его встретила кухарка Марджори. Она была еще совсем молодой – всего двадцать семь лет. Однако это не мешало ей быть постоянным раздражителем для старого дворецкого – уж слишком она была не похожа на все, что в его понятии определяло хорошую кухарку. У нее не было никакого достоинства, и она не испытывала никакого трепета перед его, Лэнскомба, положением. Часто она называла дом «настоящим мавзолеем» и жаловалась на громадные размеры кухни, посудомойки и кладовой, говоря, что «для того, чтобы их обойти, нужен целый день». В Эндерби эта женщина служила уже два года и оставалась здесь только потому, что деньги были хорошие, а мистеру Эбернети действительно нравилось, как она готовит. Она была прекрасной кухаркой. Джанет, которая стояла сейчас около стола, восстанавливая силы чашкой чая, была пожилой горничной, которая, хотя и цапалась с Лэнскомбом довольно часто, тем не менее всегда принимала его сторону в борьбе с молодым поколением, представленным Марджори. Четвертым человеком, находившимся в кухне, была миссис Джекс, которая «приходила», когда ее помощь была необходима, и которая сейчас наслаждалась похоронами.

– Это было великолепно, – сказала она, картинно шмыгнув носом и вновь наполняя свою чашку. – Девятнадцать машин и полная церковь; и каноник, на мой взгляд, так красиво провел службу… И день такой хороший… Бедный, несчастный мистер Эбернети – таких уже совсем немного осталось на этом свете! Ведь его уважали буквально все…

Послышался автомобильный сигнал, а затем раздался шум мотора: по подъездной аллее приближалась машина. Миссис Джекс поставила свою чашку и воскликнула:

– Вот и они!

Марджори включила газ под громадной кастрюлей, полной протертого куриного супа. При этом вся громадная кухня, памятник былому викторианскому величию, оставалась холодной и пустынной, как монумент давно прошедшим временам.

Машины подъезжали одна за другой, и люди в траурных одеждах вылезали из них и неуверенно проходили в просторную Зеленую гостиную. В большой металлической жаровне горел огонь – признак того, что наступили первые прохладные осенние денечки, – разожженный для того, чтобы позволить людям согреться после холода кладбища.

Лэнскомб вошел в комнату, предлагая шерри на серебряном подносе.

Мистер Энтвисл, старший партнер старой и уважаемой адвокатской конторы «Боллард, Энтвисл, Энтвисл и Боллард», стоял спиной к жаровне, стараясь согреться. Он взял предложенный бокал шерри, продолжая оглядывать собравшуюся компанию острыми глазами старого адвоката. Не со всеми присутствовавшими он был знаком лично, а ведь ему надо было, так сказать, рассортировать их. Представления, прозвучавшие перед отъездом на похороны, были поверхностными и поспешными.

Оглядев прежде всего старого Лэнскомба, мистер Энтвисл подумал про себя: «Бедняга сильно сдал – ведь ему уже почти девяносто! Ну что же, он получит свою достойную ренту. Уж ему-то беспокоиться не о чем. Верная душа. Теперь таких слуг уже не осталось. Всех этих горничных и нянюшек… Боже, помоги нам всем! Какая грустная жизнь. Может быть, и хорошо, что бедняга Ричард умер именно сейчас, ведь жить ему было не для чего».

Для мистера Энтвисла, которому было семьдесят два, смерть Ричарда Эбернети в шестьдесят восемь была действительно преждевременной, с какой стороны ни посмотри. Энтвисл ушел на покой два года назад, но, как распорядитель завещания мистера Эбернети и в качестве дани уважения одному из своих старейших клиентов и личному другу, лично прибыл на север страны.

Вспоминая подробности завещания, он мысленно оценивал членов семьи.

Миссис Лео, Хелен, он, естественно, хорошо знал. Очаровательная женщина, которая ему нравилась и к которой он испытывал большое уважение. Юрист одобрительно посмотрел на нее, стоящую около окна. Черное ей шло. И фигура у нее прекрасно сохранилась. Мистеру Энтвислу нравились чистые линии ее лица, волосы, зачесанные за уши, и глаза, которые когда-то спорили в яркости с васильками, да и сейчас все еще оставались ярко-голубыми.