Зигмунт Милошевский - Переплетения

– Что-нибудь пропало в костеле?

– Ничегошеньки.

– Вахтер?

– Перестань, а то я подавлюсь. Шестидесятивосьмилетний старик, засыпающий перед телевизором на вахте. Я мог бы туда зайти ночью в компании десяти человек, расстрелять всех присутствующих из автомата, a он все равно поклялся бы, что было тихо, спокойно, и никого. Следов взлома нет, но, вероятно, двери были открыты.

Шацкий поднял руки в нетерпеливом жесте и ударил ими по столу.

– Ну, замечательно, – проворчал он.

– А в чем дело? – спросил Кузнецов, повышая голос.

– А в том, что, как обычно, вы ни черта не установили.

– А что, по-твоему, я должен был сделать? Повернуть время вспять, приказать им принять на работу более наблюдательного вахтера и установить видеокамеру наблюдения?

Шацкий спрятал лицо в ладонях.

– Прости, Олег, у меня был скверный день. Голова трещит от этого терапевта. Не знаю, вдруг я заразился чем-нибудь. К тому же я забыл, зачем сюда пришел.

– Хотел со мной встретиться, я же тебе нравлюсь, – Кузнецов погладил белые волосы прокурора.

– Отцепись.

– У-у-у, невоспитанный прокурорчик.

Шацкий рассмеялся.

– Последнее время мне все так говорят. Я хотел посмотреть вещи Теляка, прежде всего бумажник, и попросить, чтобы сняли отпечатки с пузырька успокоительного и поговорили с людьми из «Польграфэкса». Враги, конфликты, неудачные инвестиции, отношения на работе. Нужно показать им снимки Рудского и этой фантастической троицы. Рудский там бывал, его должны узнать, но если бы узнали еще кого-нибудь, это уже было бы кое-что. А я покажу их Телякавой и ее сыну. Вдруг выяснится, что они не были чужими.

Кузнецов скривился.

– Я тоже сомневаюсь, – Шацкий повторил его гримасу и выпил остатки томатного сока. Только сейчас он вспомнил, что любит его пить с солью и перцем.

Он всего раз видел лицо Хенрита Теляка и старался смотреть на него как можно меньше, но мог сказать, что дочь была на него очень похожа. Те же густые брови, почти сросшиеся на переносице, тот же широкий нос. Ни то ни другое женщину никогда не красило, поэтому девушка, глядевшая со снимка, показалась ему простушкой. К тому же из провинции, чему, без сомнения, была обязана топорным чертам отца. Зато сын Теляка выглядел как приемный. Шацкий не смог бы назвать черты, роднящие этого красавчика с отцом и сестрой. Не особо похож и на мать, которая не производила впечатления существа эфирного и прозрачного, а это, судя по фотографии, были главные черты ее сына. Удивительно, как не похожи бывают дети на своих родителей.

Юноша и девушка не улыбались, хотя это были не снимки для паспорта, а вырезки из семейной фотографии на море. Вдали виднелись волны. Фотография была перерезана надвое, и ту часть, которая представляла Касю, окружала черная шелковая полоска. Шацкий задумался, зачем Теляк разрезал фотографию. Наверное, боялся, что траурная лента будет означать, что двое его детей умерли.

Кроме фото, в бумажнике нашелся паспорт и права, из которых следовало, что Хенрик Теляк родился в мае 1959 года в Цеханове и что умел ездить на мотоцикле. Несколько кредитных карт, две с надписью business, наверняка на счета фирмы. Рецепт на дуомокс – антибиотик от ангины, если Шацкий не ошибался. Штраф за превышение скорости – двести злотых. Почтовая марка с изображением Адама Малыша [41] Адам Малыш — польский прыгун на лыжах с трамплина, четырехкратный чемпион мира. : Шацкий удивился, что ее вообще выпустили. Абонемент на прокат видеокассет Beverly Hills Video на Повисле. Карта Польского Банка для процентов по депозиту. Карта сети кофеен Coffee Heaven, почти полностью заполненная. Еще один визит, и следующую порцию кофе Теляк получил бы бесплатно. Несколько выцветших и смазанных чеков. Шацкий обращался с ними так же: покупая что-либо, брал чек, чтобы сохранить гарантию; вежливая продавщица советовала ему сделать ксерокс, иначе чек выцветет, он клал его в бумажник и забывал. Два купона лотереи и два собственноручно заполненных бланка. Видимо, Теляк верил в магию цифр и не играл наугад. У него были свои счастливые номера. На каждом купоне и бланке виднелся набор одних и тех же чисел: 7, 8, 9, 17, 19, 22. Шацкий записал их, а после минутного раздумья списал и номера билетов, предназначенных для субботнего голосования. Никто ведь их не проверял в понедельник. Кто знает, может, Теляк сорвал шестерку! Шацкому стало стыдно при мысли, что он мог бы оставить купоны себе, вместо того чтобы отдать вдове. Неужели смог бы? Конечно же, нет. Или все-таки… Круглый миллион или больше, до конца жизни можно было бы не работать. Он часто задумывался, правда ли, что каждый имеет свою цену. За сколько, например, он согласился бы прекратить следствие? За сто, двести тысяч? Любопытно, при какой сумме он задумался бы, вместо того чтобы сказать «нет»?