Марджери Аллингем - Полиция на похоронах

– Дураком, наверное, тоже, – пробормотал Маркус себе под нос.

Дядя Уильям сердито покосился на него.

– Чего вы бормочете? Говорите нормально, как мужчина!

Маркус снова воззвал к Кэмпиону:

– Можете вы объяснить мистеру Фарадею, что ему грозит? Я не в состоянии.

– Черт подери, да все я понимаю! – внезапно завопил дядя Уильям. – Моя родная сестра и двоюродный брат убиты! Вы, похоже, совсем забыли о нашем семейном горе, пристаете ко мне с расспросами о болячках и докторах! Позвольте напомнить, что завтра меня пригласили на слушание, и это будет весьма неприятный, тяжелый и мучительный опыт. Я не из тех людей, что волнуются из-за неоплаченных счетов у всяких там докторишек.

– Инспектор Оутс с готовностью проверит любые показания, Маркус, в том числе и наши, – без обиняков заявил Кэмпион своему приятелю.

Глазки дяди Уильяма забегали от одного молодого человека к другому; он попыхтел, точно чайник на плите, и внезапно сдался.

– Я был у врача двадцать седьмого июня и назвался именем своего давнего приятеля, Гаррисона Грегори. Дал адрес его клуба. Теперь вы все знаете – надеюсь, довольны? Я выставил себя дураком, ну и что же. Разве я виноват, что матушка так прижимиста? Как будто не понимает, что человеку в моем возрасте могут понадобиться деньги.

Маркус уже записывал имя на обороте конверта.

– Вы имеете в виду клуб Леветта, не так ли? – уточнил он.

Дядя Уильям хмыкнул.

– На Брук-стрит, – пробормотал он. – Старик Грегори небось меня проклинает. Получил пару писем от докторишки – это уж как пить дать. – Он горестно покачал головой. – Тогда мне казалось, что это единственный разумный выход…

Маркус в смятении покосился на Кэмпиона, однако тот хранил невозмутимость.

– Я сделаю все, что в моих силах, сэр, – сказал Маркус, убирая конверт обратно в карман. – На вашем месте я бы уничтожил это заявление. В определенных обстоятельствах оно может произвести нежелательный эффект. Кэмпион, я зайду к тебе утром, если не возражаешь. Пока мы не получим подтверждения от сэра Гордона Вудторпа, лучше не рассказывать об этом полиции, хотя рано или поздно все всплывет… Надеюсь, мистер Фарадей это понимает, – добавил он, многозначительно посмотрев на дядю Уильяма.

Тот не удостоил слова Маркуса ответом и даже с ним не попрощался. Он сидел в своем кресле и злобно пыхтел, пока Кэмпион не вернулся, а потом встал и взял со стола свое заявление.

– Чертов щенок, да как он смеет мне перечить! – прорычал он. – Я предполагал, что его старик окажется несговорчив, но уж от парня такой подлянки не ждал! Ладно, пусть разбирается с чертовым докторишкой, я не особо-то и против. Думал, так будет проще всего. – Он бросил листок бумаги в огонь и резко обернулся к Кэмпиону. – Нынче вечером снова приходил этот полицейский, инспектор Оутс. Хотел знать, во сколько точно начался тот воскресный обед, – ну, я и подумал, что лучше поскорее провернуть это дело, и сразу пошел к Маркусу. Откуда мне было знать, что он поднимет такой шум из-за пустяка?

Он замолчал. Мистер Кэмпион не проронил ни слова. Вдруг дядя Уильям грузно опустился в кресло, взгляд у него был почти жалобный.

– А вы как думаете – я и впрямь вляпался по самые уши?

Мистер Кэмпион оттаял.

– Вляпались – это да. Но вряд ли все уж настолько плохо. Пока мне трудно судить. Простите за вопрос, эта история с Гордоном Вудторпом – чистая правда?

– Да, да, к сожалению, – ответил дядя Уильям, до сих пор не понимая, как ему повезло со свидетелем. – Да и не мог я это сделать! Не мог убить Эндрю! Уж веревку-то я с собой в церковь не брал, могу поклясться.

Он задумчиво поморгал.

– И между прочим, у меня весьма тесное пальто. По теперешней моде. В него и молитвенник-то не засунешь – обязательно подумают, что это у меня фляжка выпирает. А моток веревки тем более не спрячешь, кто-нибудь бы непременно заметил. Да и я сам бы заметил. С памятью у меня беда, но мозги-то пока на месте.

Почти все сказанное дядей Уильямом имело прямое отношение к делу и было весьма кстати.

– И потом, – рассеянно проговорил мистер Кэмпион, – еще не факт, что вашего брата действительно убили в воскресенье.

– Вот именно! – радостно закивал дядя Уильям. – Тогда ко мне вообще не может быть никаких вопросов. Память я больше не терял, слава богу, и отлично все помню. Погода была настолько скверная, что из дома я выходил от силы раз пять. Между нами, после исчезновения Эндрю здесь воцарились такая тишина и покой, что от камина не очень-то хотелось отлучаться.