Марджери Аллингем - Полиция на похоронах

Кэмпион встал.

– Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах, – пылко проговорил он. – Но чтобы не поставить всю семью в глупое положение, я должен знать о подводных камнях. Помимо ваших ближайших родственников и слуг, бывал ли в доме кто-нибудь еще – накануне или в день исчезновения Эндрю Сили?

Миссис Фарадей на секунду задумалась и поджала губы. Наконец ответила:

– Как я понимаю, вы уже знаете о Джордже Фарадее. Я опасалась, что этот факт может всплыть в ходе расследования. Да, он приходил к нам вечером накануне исчезновения Эндрю. И на следующее утро я видела его в городе, когда ехала в церковь.

На ее морщинистом лице появилось суровое выражение.

– Если этого можно избежать, не упоминайте, пожалуйста, его имени полиции. Он не имел решительно никакого отношения к убийству Эндрю. Выгоды в этом никакой не было. Единственный человек, чья смерть может быть ему выгодна, – это я. Согласно моему завещанию, он будет получать небольшие ежегодные выплаты – но только при условии его переезда в Австралию. В воскресенье Джордж явился, чтобы взять у меня взаймы денег, и даже получил десять фунтов. Больше мне сказать нечего – кроме того, что его адрес мне неизвестен.

Обоим присутствующим стало ясно, что дальнейшие расспросы не имеют смысла. Впрочем, мистер Кэмпион как будто удовольствовался услышанным и задал следующий щекотливый вопрос:

– Мистер Уильям Фарадей…

Вновь хозяйка дома поспешила ему на помощь:

– Уильям иногда пьет. И Эндрю тоже пил.

Она говорила вполне спокойно; только тут Маркус и Кэмпион поняли, что она уже обдумала свое положение во всех его аспектах и решила полностью довериться помощникам и союзникам: лишь так она смогла бы найти в себе достаточно сил, чтобы встретить разразившуюся над ее головой бурю.

– Конечно, они оба свято верят, будто я ничего не знаю. Уильям, судя по всему, пьет больше. Существует так же вероятность, что ему что-то известно об убийстве Эндрю. – Она понизила голос и говорила с расстановкой, взвешивая каждое слово. – Уильям не имеет ни физических, ни умственных способностей, чтобы совершить убийство или хотя бы быть причастным к нему, однако он может что-то знать. В воскресенье он опоздал к ужину почти на двадцать минут и до сих пор не предоставил мне сколько-нибудь правдоподобного объяснения. Я хочу встретиться с твоим отцом сразу же, как он приедет, Маркус, а вас, мистер Кэмпион, я жду сегодня к ужину.

Это явно был сигнал к окончанию беседы; оба молодых человека послушно встали и покинули комнату. В коридоре Маркус покосился на Кэмпиона и пробормотал:

– Что думаешь?

Едва уловимая улыбка заиграла на лице его приятеля.

– Надеюсь, пригожусь, – шепотом ответил он.

В холле они успели заметить, как некий высокий мрачный господин идет следом за Элис в библиотеку, а два его подчиненных флегматично стоят в проходе. Мистер Кэмпион просиял.

– О, господа в форме! И возглавляет расследование Станислав Оутс собственной персоной. Что ж, в кои-то веки нам улыбнулась удача.

Мистер Фезерстоун-старший долго молчал после того, как рассказ его сына подошел к концу. Встав с кресла, он медленно прошел в другой конец своего просторного личного кабинета; на его лице царило выражение глубочайшей скорби. И Кэмпион, и Маркус – единственные присутствующие – были потрясены его тихими словами:

– Стало быть, свершилось. Я давно гадал, когда в семье Фарадеев проявится дурная кровь. Сорок семь лет работаю – и надо же было этому случиться под самый занавес! Ладно, сегодня же днем схожу к миссис Фарадей. Говорите, она по-прежнему там всем заправляет? Потрясающая женщина, удивительная – и всегда такой была. С годами она не утратила ума и проницательности, но, сдается, в ее теле ни разу не вспыхнуло ни единой искры чувства – разве что вот к твоей возлюбленной, Маркус. Ужасное дело, ужасное.

Он остановился у высокого окна и посмотрел на Риджент-стрит. Свет с улицы подчеркивал удивительное благородство его черт. Прекрасная внешность мистера Фезерстоуна-старшего – его тайная гордость – отчасти была причиной его долгой и успешной карьеры в юриспруденции. Сейчас, в семьдесят, он производил впечатление высокого мудрого старца, едва ли не пророка. Седые волосы и борода были словно из чистого серебра. В серых, как у сына, глазах сквозил холодок; очки мистер Фезерстоун носить отказывался и потому многое упускал из виду.

Внезапно он повернулся к молодым людям.