Софи Ханна - Идея фикс

Саймон кивнул.

– Мне хотелось бы взглянуть на его комнату, – сказал он, – если вы не возражаете.

– Чем больше компания, тем веселее, – игриво произнесла Барбара, раскинув руки в гостеприимном жесте, словно приглашая несуществующую толпу присоединиться к ним. – Хотя, предупреждаю, я давно не практиковалась. Слишком долго мне не приходилось проводить экскурсии.

На ее лице вновь проявилась жалкая слезливая улыбка, и Уотерхаус постарался скрыть отвращение.

– Я лично не собираюсь присоединяться к вашей компании, – вздохнув, проворчал Найджел.

– А никто тебя и не просит, – мгновенно парировала хозяйка дома, словно выдавая козырную карту.

Саймон вышел вслед за ней из гостиной. На половине лестничного марша Барбара вдруг обернулась.

– Вы, вероятно, удивлены, почему мы ничего не спрашиваем, – сказала она. – Ради нашего душевного выживания мы не можем позволить себе любопытство. Гораздо легче, когда нет никаких новостей.

– Должно быть, вы долго упражнялись, – заметил детектив.

– Не так уж долго. Никому не хочется страдать без необходимости – по крайней мере, мне не хочется, да и Найджелу тоже. Любые новые сведения о нашем бывшем сыне дня на три выбивают нас из колеи. Даже самые пустяковые детали… к примеру, что сегодня утром Кит вышел, чтобы купить газету, или что вчера он носил какую-то особую рубашку. Даже если вы скажете мне только это, то завтрашний день я проведу в кровати, ничего не способная делать. Я не могу думать о нем в настоящем времени… разве это имеет какой-то смысл?

Саймон надеялся, что не имеет, надеялся, что реальное положение дел не имело того смысла, который, по его версии, оно имело.

– Нам пришлось поверить, что время остановилось, – наставительно заметила миссис Боускилл, словно, как опытный политик, пыталась убедить гостя в правильности своей позиции. – Именно поэтому я каждый день захожу в его комнату. Найджел терпеть этого не может. Да и сама я, честно говоря, ужасно этого не люблю, но если не зайду туда, то не узнаю наверняка, что там ничего не изменилось. К тому же кто-то должен поддерживать там чистоту.

Она поднялась по оставшимся ступенькам до лестничной площадки второго этажа, и Уотерхаус последовал за ней. На площадку выходили четыре двери, все закрытые. На одной двери красовался большой прямоугольный лист бумаги, на котором кто-то нарисовал идеальный черный прямоугольник и написал что-то внутри мелким аккуратным почерком. Сейчас, издалека, Саймон не мог прочесть надпись.

– Вот и комната Кита с объявлением на двери, – пояснила Барбара.

Полицейский уже и сам об этом догадался. Подойдя ближе, он увидел, что материал этого листка толще бумаги – это было что-то вроде холста. И слова на нем были нарисованы, а не написаны. Тщательно нарисованы – надпись выглядела почти каллиграфично. Кит Боускилл явно придавал этой вывеске не просто информационное значение.

Стоя за спиной Саймона, хозяйка дома огласила эти слова, пока сам он читал их. Воздействие получилось неприятно тревожное, словно она озвучивала его мысли:

– «Цивилизация есть движение к обществу, в котором возможна частная жизнь. Все существование дикаря публично и управляется законами его племени. Цивилизация – это процесс освобождения человека от человека».

Под этой цитатой стояло имя: Айн Рэнд. Автор романа «Источник» [55]. Это был один из множества романов, которые Уотерхаусу хотелось бы прочесть, но по-настоящему он никогда не мечтал о таком чтении.

– Это что, философский способ предупреждения: «Комната Кита – не суйтесь»? – спросил он Барбару.

Она кивнула.

– Мы и не совались. Благоговейно и неукоснительно. До тех пор, пока Кит не сообщил нам, что больше мы его никогда не увидим и не услышим. Тогда я подумала: «Черт возьми, если я теряю своего сына, то могу, по крайней мере, получить обратно комнату в нашем доме!». Я жутко разозлилась, готова была сокрушить все эти стены… – Вибрирующая дрожь ее голоса давала понять, что и сейчас она не менее зла. – Я вошла туда, собираясь уничтожить любые воспоминания о нем, но не смогла, не смогла, увидев, что он там сотворил. Как я могла уничтожить тайные произведения искусства моего сына, когда лишь они мне и остались? Найджел заявил, что никакое это не искусство, а Кит – не художник, но я не представляю, как иначе описать это.

Саймон стоял практически рядом с запретной дверью – всего в двух шагах. Он мог бы войти и увидеть все лично, что бы там ни было, а не стоять снаружи, слушая субъективные описания Барбары, но чувствовал, что это неуместно: ему следовало дождаться ее разрешения.