Артур Конан Дойл - Его прощальный поклон. Архив Шерлока Холмса

– Полагаю, он хотел забрать странное существо, обнаруженное нами в буфете. Этот примитивный дикарь вырос в лесах Сан-Педро, у них распространены подобные фетиши. Когда они покидали Вистерия-Лодж, его компаньон, должно быть, убедил его не брать с собой столь компрометирующий предмет. Однако сердце мулата страдало от разлуки с фетишем, и он пришел за своей драгоценностью на следующий же день. Помните, как он до смерти напугал полисмена Уотерса, заглянув в окно? Через три дня он снова не выдержал и повторил попытку. Инспектор Бэйнс со всегдашней своей прозорливостью предвидел его появление и расставил ловушку, в которую дикарь и угодил.

– А растерзанная птица, ведро с кровью, обгоревшие кости – что значили все эти жуткие вещи на кухне?

Холмс улыбнулся, перевернув страницу в своем блокноте.

– Я провел целое утро в Британском музее, пытаясь найти упоминание о подобных жертвоприношениях. Вот вам цитата из книги Эккермана «Вудуизм и негроидные религии»: «Истинный приверженец вудуизма никогда не начинает важного дела, не умилостивив своих нечистых богов жертвоприношением. В исключительных случаях в жертву приносят людей, но, как правило, используют белого петуха, которого живым рвут на части, либо черную овцу, которой перерезают горло, а потом сжигают». Как видите, наш дикарь действовал в соответствии с древним ритуалом. Все это выглядит фантастичным, Уотсон, – добавил Холмс, медленно захлопывая блокнот, – но, как я уже имел случай заметить, фантастические события, как правило, связаны с преступлением.

Выбирая несколько типичных дел, иллюстрирующих замечательные свойства ума моего друга Шерлока Холмса, я старался, насколько возможно, отыскать среди них наименее сенсационные, но в то же время открывающие широкое поле для его талантов. Однако, к сожалению, совершенно невозможно отделить сенсационное от криминального, и летописец оказывается перед дилеммой: он должен либо пожертвовать подробностями, необходимыми для его отчета, и, следовательно, дать неверное представление о деле в целом, либо использовать материалы, которые дает ему не выбор, а случай. После этого краткого вступления я перехожу к моим запискам о странной и в своем роде ужасной цепи событий.

Стоял неимоверно жаркий августовский день. Бейкер-стрит была раскалена, как печь, и ослепительный блеск солнца на желтом кирпиче дома напротив резал глаза. Трудно было поверить, что это те самые стены, которые так мрачно глядели сквозь зимний туман. Шторы у нас были наполовину спущены, и Холмс, поджав ноги, лежал на диване, читая и перечитывая письмо, полученное с утренней почтой. Сам я за время службы в Индии привык переносить жару лучше, чем холод, и тридцать три градуса выше нуля не особенно меня тяготили. Но в утренних газетах не было ничего интересного. Сессия парламента закрылась. Все уехали за город, и я начал тосковать по полянам Нью-Фореста и по каменистому пляжу Саутси. Однако истощенный банковский счет заставил меня отложить отпуск, а что касается моего друга, то ни сельская местность, ни море никак не привлекали его. Ему нравилось затаиться среди пяти миллионов людей, перебирая их своими щупальцами и чутко ловя каждый слух или подозрение о неразгаданном преступлении. Любви к природе не нашлось места среди множества его достоинств, и он изменял себе лишь тогда, когда оставлял в покое городского злодея и начинал выслеживать его деревенского собрата.

Увидев, что Холмс слишком поглощен чтением, чтобы беседовать со мной, я отбросил скучную газету и, откинувшись на спинку кресла, погрузился в размышления. Внезапно голос моего друга прервал их.

– Вы правы, Уотсон, – сказал он. – Это совершенно нелепый способ решать споры.

– Совершенно нелепый! – воскликнул я и, внезапно поняв, что он угадал мою невысказанную мысль, подскочил в кресле и в изумлении уставился на него. – Что это, Холмс? – вскричал я. – Я просто не представляю себе, как это возможно.

Он от души рассмеялся, видя мое недоумение.

– Помните, – сказал он, – не так давно, когда я прочел вам отрывок из рассказа По, в котором логически рассуждающий наблюдатель следит за внутренним ходом мыслей своего собеседника, вы были склонны рассматривать это просто как tour de force [3] Фокус, выдумка (фр.). автора. Я же сказал, что постоянно занимаюсь тем же, но вы мне не поверили.

– Ну что вы!

– Возможно, вы не выразили этого словами, дорогой Уотсон, но бровями выразили несомненно. Итак, когда я увидел, что вы отложили газету и задумались, я был рад возможности прочитать ваши мысли и под конец ворваться в них в доказательство того, что я не отстал от вас ни на шаг.