Бриттани Кавалларо - Картина преступления

Я спросил, не говорила ли она с моей сестрой о ее рисунках. Это был наш последний вечер в Лондоне, мы отправлялись в Сассекс на следующий день после обеда. Мать превратила мою спальню в кабинет, так что мы сидели там же, где и всю неделю, – на паре складных матрасов в гостиной, со сваленными позади, точно баррикада, сумками. Небо снаружи стало светлеть. Наше соглашение с Холмс быть друзьями впало в спячку. Иными словами – как и не бывало.

– Достаточно? – переспросил я.

– Отец считал, что это важная составляющая моего образования. Я могу бесконечно рассуждать о цвете и композиции благодаря ему, и… – она нахмурилась, – …моему старому учителю, профессору Демаршельеру.

Я приподнялся на локте:

– Ты… рисовала картины?

Меня задело то, как мало я знал о ней, как много фактов из ее жизни вплоть до этого сентября доходили до меня либо через вторые руки, либо фрагментами, не связанными друг с другом. У нее был кот по имени Мышь. Ее мать была химиком. Но я понятия не имел, какую книгу она купила первой, или хотела ли она когда-нибудь стать ихтиологом, или даже как она выглядела, когда ее не разыскивали за убийство. Она играла на скрипке, да, и я предполагал, что она пробовала и другие виды искусства. Я пытался представить, как выглядела Холмс, рисующая картину. «Девушка в темной комнате, – подумал я, – отвернувшая лицо». Но, когда я посмотрел на нее, она повернулась ко мне:

– У меня нет таланта, я не хочу тратить свое время на вещи, в которых не сильна. Но я беспристрастный критик. Твоя сестра вполне хороша. Тонкое чувство композиции, интересное ощущение цвета. Видишь? Вот, пожалуйста: говорю об искусстве. Ее тематика ограничена, да. Я увидела около тридцати изображений соседской собаки.

– Псина обычно спит на заднем дворе, – улыбнулся я. – Удобная модель.

– Мы могли бы взять Шелби в галерею Тейт. Завтра утром, до того как уедем. Если хочешь.

Шарлотта закинула руки за голову. В темноте ее кожа была похожа на сливки в кувшине. Я перевел взгляд на ее лицо. Было поздно, а в позднее время я позволял себе такие взгляды.

Я позволял их себе всегда, если честно. В четыре утра я мог в этом признаться.

– Галерея Тейт, – повторил я, стараясь сосредоточиться.

Предложение казалось отличным.

– Ладно. Если ты этого хочешь. Ты была добра к Шелби. Думаю, ты на всю жизнь наслушалась «L. A. D.».

– Я люблю «L. A. D.», – сказала она невозмутимо.

– Ты любишь «АВВА», – напомнил я. – Так что не уверен, не шутка ли все это. Потом выяснится, что ты носишь поясную сумку летом. Или что, когда тебе было одиннадцать, у тебя в комнате висел постер с певцом Гарри Стайлсом.

Холмс заколебалась.

– Что висел ?

– На самом деле это был принц Гарри, – призналась она, складывая руки на груди. – И он прекрасно одевался. Я всегда ценила хороших закройщиков. Мне было одиннадцать, и мне было одиноко, и, если ты не перестанешь насмешничать, я выйду из себя, и…

– Да я уверен, что это ты ценила в нем именно прекрасный крой, а вовсе не…

Она кинула в меня подушкой.

– Если подумать, – заметил я сквозь гусиный пух во рту, – ты – Холмс. Известная фамилия. Ты могла бы это сделать. Принцесса Шарлотта и плохой мальчик про запас. Видит бог, ты симпатичная в достаточной степени, чтобы вытянуть это дело. Я просто вижу тебя в короне, картинно помахивающей ручкой с заднего сиденья какого-нибудь кабриолета.

– Ватсон.

– Тебе бы пришлось говорить спичи. Перед сиротами и генеральными ассамблеями. Пришлось бы фотографироваться со щенятами.

– Ватсон.

– Что? Ты же знаешь, что я шучу. Ты росла совсем не так, как я. – Я молол ерунду и знал это, но был слишком уставшим, чтобы нажать на тормоз. – Ты видела нашу квартиру. Это просто шкаф, которому польстили. Ты видела, как моя мать выходит из колеи и сжимает губы, когда ты говоришь о своей семье. Я думаю, она беспокоится, что я отправлюсь в долины Сассекса, где буду поглощен таинственными декадентами-Холмсами и никогда не вернусь обратно. И ты вежливо улыбаешься, сдерживаешься, чтобы не сказать, что ты о ней думаешь, и о моей сестре, и о том, где мы живем. Что, давай признаем, требует от тебя титанических усилий, потому что ты не особенно-то мила в обращении с людьми. Тебе не надо. Ты замечательная Шарлотта Холмс. Повторяй за мной: «Я замечательная, а Джейми Ватсон – деревня».

– Иногда я думаю, что ты мне недостаточно доверяешь, – сказала она вместо этого.

– Что? – Я сел. – Я просто… Ладно, может быть, я немного ошарашен. Уже поздно. Но я не хочу, чтобы ты была вынуждена вести себя каким-то особым образом или производить на кого-то впечатление. Мы уже впечатлены. Не надо притворяться, что тебе нравится моя мать, или моя сестра, или где я живу…