Елена Арсеньева - Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник)

– П… Пса…

Настасья вновь упала на пол и застыла неподвижно. Радигост, рыдая, обнял ее:

– Пресвятая Богородица! Сделай что-нибудь! Спаси мою дочь!

Но ничто и никто не могло спасти Настасью. Боярышня умерла.

Артемий поднялся. Испуганные гости, столпившиеся вокруг тела, смотрели на него.

– Псалом, – медленно произнес дружинник. – Именно это пыталась перед смертью выговорить Настасья.

– Псалом! – повторила Мина испуганным шепотом. – Боже мой! Вероятно, несчастная вспомнила об этом стихе, который так потряс ее в библиотеке.

– Ты помнишь стих, который она читала? – спросил Артемий у девушки.

– «У которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства», – неуверенно ответила Мина. – Бедная Настасья! Это было предзнаменованием!

– Предзнаменование стало следом, – сурово уточнил Артемий. – Единственным следом, который она нам оставила! Настасья не могла больше говорить, она чувствовала, что жить ей недолго. Вполне вероятно, боярышня хотела нам указать на человека или на людей, виновных в ее смерти.

– Но это нелепо! – заявил князь. – Если речь идет о подарках… Гита и я, мы получили подарки от всех, начиная с послов Царьграда. Надо, чтобы мой лекарь установил причины этой внезапной смерти. Возможно, боярышня страдала какой-то неизвестной болезнью, которая ее и унесла.

Три посла, представшие перед князем, прервали его. Поклонившись Владимиру и выразив соболезнования, она заявили, что удаляются в свои покои. Судя по всему, они не хотели быть замешаны в трагедии, которая касалась лишь подданных князя. Деметриос собрался было последовать за ними, но замешкался и в конце концов остался. Что касается Ренцо, то, похоже, разыгравшаяся сцена не взволновала его. Смуглое лицо венецианца выражало скорее любопытство, чем сочувствие.

Артемий оглядел прочих гостей. Ждан по-прежнему выглядел ошарашенным, словно не мог поверить в то, что сестра умерла. Подойдя к отцу, который беззвучно плакал, он сделал над собой усилие, чтобы произнести несколько слов, но из его груди не вырвалось ни единого звука. Молодой человек молча робко положил руки на дрожавшие плечи тысяцкого.

Гости постепенно выходили из шокового состояния, в которое их повергла смерть Настасьи. Деметриос и боярин Андрей тихо переговаривались, стараясь превозмочь тревогу. Владимир пытался утешить невесту. Английская служанка отпаивала ее водой. Альдина была значительно бледнее, чем принцесса, и рука, в которой она держала кубок, дрожала так сильно, что вода проливалась на платье Гиты. «А вот это любопытно – Альдина напугана больше, чем принцесса!» – подумал Артемий. Дружинник поискал глазами Стриго. Молодой боярин налил себе полный кубок хмельного меда. Осушив его залпом, он затем несколько раз машинально наполнял его и выпивал. Вдруг Филиппос дернул Артемия за рукав.

– Я знаю, что вызвало смерть боярышни! – прошептал мальчик.

Дружинник наклонился к Филиппосу и внимательно выслушал объяснения сына.

– Князь, я должен сообщить тебе дурную новость, – наконец заявил Артемий. – Настасья умерла не естественной смертью. Речь идет об отравлении, признаки которого узнал мой сын, – неутолимая жажда, судороги, зрачки, расширенные до такой степени, что жертва ничего не видит. Филиппос не может ошибиться. Его покойная мать, знахарка, научила его разбираться в ядах и их действии. Настасья умерла, приняв смертельную дозу белладонны.

Присутствующие стали недоверчиво перешептываться. Все помнили слова Ренцо о чудесном растении, которое использовали кокетки далекого королевства. И все устремили взоры на венецианца. Тот, не понимавший по-русски, с удивлением смотрел на князя. Владимир быстро перевел слова Артемия.

– Но вы же не думаете, что… – начал Ренцо по-гречески, с вымученной улыбкой. – Я не имею никакого отношения к этому ужасу! Я даже не знал, что растение можно использовать как яд!

– Что он говорит? – хрипло спросил Ждана Радигост, не сводивший покрасневших глаз с Ренцо.

Едва молодой боярин ответил на вопрос отца, как тысяцкий, охваченный безудержным гневом, бросился на Ренцо. По знаку Владимира двое слуг с трудом утихомирили его.

– Но, в конце концов, это безумие! – воскликнул венецианец, сгоняя улыбку с лица. – У меня нет никаких причин желать смерти его дочери! И у меня нет при себе ни капли этой проклятой жидкости! Почему бы вам не обвинить Деметриоса? Насколько мне известно, у магистра есть целый флакон белладонны!