Елена Арсеньева - Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник)

– Вот он! Ой, я укололась!

Альдина сунула в рот поцарапанный палец и протянула дружиннику небольшой флакон темно-зеленого фарфора. Дружинник осторожно открыл серебряную крышку и увидел серебряную трубку сложной формы. Артемий знал этот способ дозировки лекарств греческих аптекарей: благодаря конфигурации сосуда можно было точно отсчитать необходимое число капель. Дознаватель извлек капельницу и внимательно осмотрел содержимое флакона. Оставалась половина.

– Посмотри хорошенько, – велел Артемий служанке. – Уровень жидкости такой же, каким и был, когда ты закрывала флакон?

– Да… Думаю, он остался таким же, каким был, когда я открывала флакон. Я взяла так мало, что невозможно заметить разницу. Но посмотри на крышку, боярин! Она перепачкана землей. До флакона никто не дотрагивался с тех пор, как он упал. Сам видишь, Настасья наверняка умерла от другого яда!

– Ты ошибаешься, – заметил Артемий.

Завернув флакон в носовой платок и положив в карман, дружинник добавил:

– Настасья была отравлена именно этим веществом. Но кто-то отлил необходимую дозу белладонны до твоих опытов.

– В таком случае кто угодно мог задолго до пира войти в покои Деметриоса и взять яд!

– Разумеется, в том числе ты… и твой дорогой Стриго. По правде говоря, ты еще слишком юна, чтобы знать, что любовь слепа. Ты стараешься защитить Стриго, но что он сделал, чтобы быть достойным твоей любви?

Вдруг Артемий осознал, что Альдина не слушает его. Девушка пожирала глазами ворота. Страдальческое выражение исказило ее тонкие черты. В то же мгновение рядом с ними появился Филиппос.

– Осторожно, – прошептал мальчик. – Воины возвращаются.

Обернувшись, дознаватель увидел, как Стриго в сопровождении четырех отроков вошел во двор. Руки молодого боярина были связаны за спиной. Он шагал, опустив голову, и казался равнодушным ко всему вокруг, равно и к своей судьбе. Один из воинов держал в руках синий плащ Стриго.

Группа остановилась в центре двора. Один из отроков, шлем которого украшал знак начальника стражи, подошел к дознавателю, по-военному приветствовал дружинника и сообщил:

– Арестованный не оказал ни малейшего сопротивления. Он даже не попросил показать приказ на арест! Он только захотел взять с собой плащ. Можно ли ему оставить плащ? Может, ты хочешь немедленно допросить арестованного? Или бросить его в темницу?

– Пока в темницу. Отведите в узилище с отдушиной и проверьте, чтобы солома не была слишком сырой. И оставьте плащ.

Темница занимала часть подвала под оружейной комнатой. Четверо воинов повели Стриго к входу, который позволял попасть в темницу со двора. Молодой боярин вскинул голову и заметил Альдину. В мгновение ока его хмурый взгляд оживился, губы тронула слабая улыбка. Служанка, прошептав несколько слов на родном языке, хотела броситься к Стриго, но Артемий резко схватил ее за руку. Альдина издала нечленораздельный звук, похожий на крик разъяренной кошки, высвободила руку и побежала за воинами. Но дверь темницы уже захлопнулась за Стриго.

Проводив глазами Филиппоса, который кинулся за Альдиной, старший дружинник поднялся по ступенькам крыльца, прошагал через сени, отделявшие зал для пиров от оружейной комнаты. Он уже поднимался по широкой лестнице с резными балясинами, когда его внимание привлек скрип двери. Обернувшись, Артемий увидел тысяцкого, покидавшего оружейную.

– Ты еще не ушел, боярин? – ледяным тоном произнес дознаватель. – Полагаю, ты видел, как стражники бросили Стриго в темницу. Это зрелище утешило тебя?

– Что ты говоришь? – откликнулся Радигост, выходя из задумчивости.

– Я говорю, что теперь, когда ты увидел, что Стриго в темнице, ты должен быть доволен! Ведь ты на это смотрел из окон оружейной, не так ли? А теперь, я надеюсь, ты позволишь мне продолжить расследование.

– Это и в самом деле хорошо, – согласился Радигост, не замечая враждебного подтекста в словах боярина. – Убийца моей дочери не избежит заслуженного наказания! Теперь мне надо идти по неотложному делу.

– Ты выглядишь озабоченным, боярин Радигост! Что столь сильно волнует тебя?

– Ничего! – воскликнул тысяцкий. В его глазах сверкнул огонек раздражения. – Завтра я хороню свою дочь, но дела не могут ждать! Я желаю, чтобы у тебя никогда не было таких забот, которые сейчас одолевают меня.

Радигост развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Артемий, нахмурившись, задумался. Старый боярин показался ему озабоченным и возбужденным, словно к его горю примешивалась какая-то тайна. Даже удовлетворение, которое он должен бы испытывать после ареста Стриго, было очевидно неполным. Дознаватель пожал плечами. Даже охваченный горем, тысяцкий не перестал думать об увеличении своего состояния!