Кристофер Сэнсом - Каменное сердце

– Тамазин говорит, что Джек слишком нервничает.

– Что ж, я получил новое дело, которое займет его. – Я положил ладонь на плечо друга. – Именно это, Гай, необходимо сейчас и тебе самому… ты должен вернуться к работе.

– Еще не пришло время, Мэтью. Я слишком… устал. A теперь мне надо еще раз вымыть руки. В отличие от многих своих коллег я полагаю важным избавляться от любых скверных гуморов.

Он снова поднялся наверх. А я ощутил внезапную тяжесть, предавшись печальным размышлениям: о Гае, об Эллен, о незнакомом мне парнишке Хью Кертисе, о бедном Майкле Кафхилле… И чтобы несколько упорядочить все эти думы, я решил пройтись по саду.

Обойдя дом сбоку, я наткнулся на Колдайрона, рубившего дрова топором. Побагровевшее лицо его было покрыто потом, стекавшим мимо пустой глазницы на нос. Джозефина стояла возле отца, нервно ломая пальцы. Казалось, что она вот-вот разрыдается.

– Ну и дом, – говорил Уильям. – Горбуны, и всякие темнокожие, и беременные шлюшки, падающие на лестнице, чтобы показать свой огромный живот…

Звук моих шагов заставил его вздрогнуть и оглянуться. Глаза Джозефины округлились, а рот испуганно приоткрылся.

Посмотрев на эконома, я холодно промолвил:

– Тебе повезло, что со мной нет Барака. Если бы он услышал, как ты называешь его жену, боюсь, тебе пришлось бы познакомиться с острым концом этого топора.

Обойдя Уильяма, я направился прочь. Я готов был выгнать этого типа прямо сейчас, однако полные невероятного страха глаза его дочери остановили меня.

Примерно через час мы с Гаем сели за ужин. Колдайрон, при всех его недостатках, был недурным поваром, и мы насладились свежими речными угрями под масляным соусом. Держался эконом почтительно, пожалуй, даже подобострастно и прислуживал нам с опущенными долу глазами.

Когда он покинул столовую, я рассказал Малтону о своей встрече с королевой и о деле Кертисов, упомянув также, что если мне придется съездить в Хэмпшир, то я сумею заодно разузнать кое-что о прошлом Эллен.

Друг пристально посмотрел на меня карими глазами, подумал мгновение и произнес:

– Тебе следовало бы сказать мисс Феттиплейс, что ты понимаешь, какие чувства она питает по отношению к тебе, но что, к сожалению, у нее нет никаких оснований надеяться на взаимность.

Я энергично помотал головой:

– Я боюсь последствий этих слов. Кроме того, если я перестану посещать Эллен, она останется в одиночестве.

Гай, не отвечая, в упор глядел на меня. Положив нож, я откинулся на спинку стула.

– Любовь не всегда бывает взаимной, – проговорил я негромко. – Я любил Дороти Эллиард, однако, увы, безответно. А в отношении Эллен я ощущаю только… симпатию, да. И жалость.

– А как насчет вины? Из-за того, что сам не способен ответить ей должным чувством?

Я помедлил, но потом все же кивнул:

– Да, и это тоже.

Врач продолжил негромким голосом:

– Потребуется мужество, чтобы сказать Эллен правду. Чтобы увидеть ее реакцию. Не будь эгоистом, Мэтью!

Я недовольно нахмурился:

– Я думаю вовсе не о себе!

– Да неужели? Ты в этом уверен?

– Наилучший способ помочь Эллен – это выяснить правду о ее прошлом! – отрезал я. – Тогда…

– Думаешь, это пойдет ей на пользу?

– Полагаю, что да.

Медик промолчал.

После ужина я поднялся наверх, чтобы просмотреть книги, которыми привык пользоваться еще со студенческих времен, и заметки о старых делах. Мне нужно было освежить в памяти правила и процедуры Сиротского суда. Впрочем, в первую очередь следовало решить вопрос с Колдайроном. Еще в саду у меня возникло горячее желание прогнать этого наглеца, однако сейчас мне пришло в голову, что, если я сделаю это перед отъездом в Хэмпшир, дом останется без присмотра. Заниматься им и обоими мальчишками придется Гаю, a взваливать на него подобную ответственность нечестно. Лучше будет завтра же порасспрашивать в Линкольнс-Инн, нет ли у кого на примете подходящего эконома, и заручиться согласием нового управляющего работать на меня, прежде чем я уволю Уильяма. Смущала меня и Джозефина, которая до смерти перепугалась, сообразив, что им могут отказать от места. Словом, от этого типа были одни сплошные проблемы, и я от души проклинал тот день, когда меня угораздило нанять его.

Остаток вечера я провел, изучая источники и составляя заметки. Когда начало темнеть, пришлось вызвать снизу Колдайрона со свечой. Но на лестнице послышались шаги Джозефины: она принесла подсвечник, поставила его на мой стол и, сделав короткий реверанс, удалилась. Шаги ее прозвучали в обратном направлении: «Шлеп, шлеп, шлеп».