Кен Фоллетт - Игольное ушко

За три недели до срока она на баркасе отплыла в Абердин. На причале ее провожали Дэвид и Том. В тот день так штормило, что и шкипер, и она сама всю дорогу опасались внезапного начала родов прямо в море. Но она благополучно добралась до больницы в Абердине, а через четыре недели вернулась тем же путем с младенцем на руках.

Дэвид воспринял все как должное. Он, вероятно, думал, будто женщины рожают с такой же легкостью, как овцы, решила Люси. Ему были неведомы боли схваток, эта мучительная, разрывающая плоть пытка, послеродовые осложнения и снисходительный, командирский тон всезнающих медсестер, не позволявших ей даже притронуться к малышу, поскольку она была не столь ловка, обучена и стерильна, как они сами. Дэвид видел лишь отъезд беременной жены и ее возвращение с красивым, завернутым в белое крохой сыном. Вместо приветствия она услышала:

– Мы назовем его Джонатаном.

К этому имени прибавились Альфред в честь отца Дэвида, Малкольм, чтобы не обидеть отца Люси, и Томас – в знак привязанности к старику Тому. Но звали они ребенка просто Джо, так как он был еще слишком мал, чтобы величаться Джонатаном, не говоря уже о полном имени – Джонатан Альфред Малкольм Томас Роуз. Дэвид быстро научился кормить сына из бутылочки, помогать срыгивать, менять пеленки. Он даже иногда сажал его к себе на бедра, играя с ним в скачки на лошадке, но при этом его интерес к собственному отпрыску оставался все же слегка поверхностным и отчужденным. Его отношение сводилось к решению практических задач, как у медсестер. Ребенок не стал для него тем, кем он был для Люси. Даже Том испытывал к маленькому Джо больше нежности. Люси не позволяла Тому курить в комнате сына, и старик убирал свой бриар на длинном мундштуке в карман, готовый часами угукать над малышом, смотреть, как он дрыгает ножками, или помогать Люси купать его. Как-то Люси спросила, не слишком ли надолго он бросает своих овец, но Том заверил, что ему куда важнее посмотреть, как кормят Джо, а животные наедятся и сами. Из куска найденного на берегу дерева он вырезал погремушку, которую наполнил мелкими камешками, и сам радовался как дитя, когда Джо ухватился за игрушку и встряхнул ее, хотя никто его этому не учил.

Любовью Дэвид и Люси по-прежнему не занимались.

Сначала это было из-за его ран, потом – из-за ее беременности и необходимости оправиться после родов, но настало время, когда никаких предлогов больше не осталось.

Однажды вечером она сказала:

– Я уже вполне здорова.

– О чем ты?

– Я оправилась от родов. Внутри все зажило. Там все в порядке.

– А, теперь понял. Это очень хорошо.

Она старалась ложиться спать одновременно с ним, раздеваясь у него на глазах, но он неизменно отворачивался.

И когда они лежали рядом, постепенно погружаясь в сон, она часто делала нечаянные с виду движения, задевая его рукой, бедром, грудью, и делая вполне недвусмысленные намеки, но с его стороны это не вызывало ответа.

Люси твердо знала: с ней в этом смысле все в порядке, она не нимфоманка – ей не просто хотелось секса, а хотелось секса только с Дэвидом. И она нисколько не сомневалась: будь на острове другой мужчина их возраста, она не испытала бы ни малейшего соблазна. Она была не изголодавшейся по сексу самкой, а мучительно желавшей любви женой.

Кульминация же наступила однажды ночью, когда они оба лежали на спине и не спали, вслушиваясь в шум ветра и едва слышные писки Джо в соседней комнате. В этот момент Люси решила наконец, что он должен либо сделать это, либо начистоту объяснить, почему не делает. Он явно не собирался затрагивать эту проблему сам. Его необходимо вынудить, и Люси набралась смелости пойти на выяснение отношений прямо сейчас.

Поэтому она провела рукой повыше его бедер и уже открыла рот, чтобы заговорить, но почти задохнулась от шока, обнаружив у него полноценную мужскую эрекцию. Она едва не закричала. Значит, он не только мог, но и хотел! Ее пальцы триумфальным движением сомкнулись вокруг этого столь очевидного свидетельства его желания, она придвинулась к нему, шепнув:

– О, Дэвид!

– Ради Бога, оставь меня в покое! – Он взял ее руку за запястье, отбросил от себя и отвернулся.

Но только на этот раз она не собиралась смиренно принимать отказ.

– Но почему, Дэвид?

– Господь всемогущий! – Он отбросил одеяло, свалился на пол, прихватив с собой покрывало, и подполз к двери.

Люси села в кровати и теперь уже громко повторила:

– Почему, Дэвид?

До них донесся плач Джо.