А вот на твердой земле, на вершине скалы, куда не в силах добраться никакой прибой, растительность процветает. Конечно, это в основном жесткая трава, которой хватает только для прокорма нескольких тощих овец, но обладающая достаточно мощной корневой системой, чтобы удерживать на камне слой плодородной почвы. Растут здесь и кусты, по большей части колючие, в которых обитают кролики, а в восточной части острова, с подветренной стороны, отважно держится сосновый бор.
На возвышенных участках царит вереск. Каждый год обитатель острова – а здесь живет-таки один человек – выжигает вереск, чтобы на какое-то время здесь тоже выросла трава на прокорм овцам. Но проходит год-другой и вереск непостижимым образом отвоевывает свои владения, и овцы уходят пастись в другие места, пока человек снова не соберется пустить пал.
Кролики живут здесь, поскольку они в этих местах и родились, а овец сюда завезли, и, собственно, человек поселился тут только для того, чтобы ухаживать за отарой. А вот птицы – другое дело. Птицам остров просто нравится. Их здесь сотни тысяч: длинноногие щеврицы, кричащие «пи-и-п, пи-и-п», когда взмывают вверх, и переходящие на грозное «пе-пе-пе», при резком пикировании, подобно «спитфайерам», атакующим «мессершмиты», неожиданно появляясь со стороны слепящего солнца; коростели, которых человек редко видит, но догадывается об их присутствии, так как своими отрывистыми, как лай, звуками они мешают спать по ночам; вороны, сороки, маевки и огромное количество чаек. Водятся здесь и золотистые орлы, в которых человек стреляет, стоит ему завидеть их, поскольку, вопреки мнению высоколобых натуралистов из Эдинбурга, питаются эти хищники вовсе не падалью, а охотятся на живых овец.
Самый частый гость на острове – ветер. Он дует в основном с северо-востока, откуда-то из действительно студеных мест, из страны фьордов, ледников и айсбергов, часто принося с собой совсем нежеланные подарки в виде снега, дождя и промозглого холода вместе с сырыми туманами. Но иногда он является с пустыми руками, чтобы завывать и свистеть, рвать кусты и клонить к земле сосны, и тогда море в пароксизме ярости начинает пениться и волноваться еще больше. Он неутомим, этот ветер, и здесь – его главная ошибка. Если бы он налетал лишь по временам и внезапно, то мог бы наделать немало бед, а под его постоянным напором остров научился благополучно выживать. Трава стала пускать корни глубже, кролики научились прятаться в широких расщелинах, а деревья вырастали, заранее изогнувшись в нужную сторону. Птицы вили гнезда в надежно укрытых от ветра местах, а уж дом человека и вовсе приземист и крепок, так как построен с накопленным веками знанием обычаев этого древнего ветра.
Дом возведен из серого камня и таких же серых плит – под цвет моря. У него крошечные окошки, плотно закрывающиеся двери и заслонка в каминной трубе. Он стоит на вершине холма с восточной стороны, где обрывается небрежно сломанный отросток трости. И венчает он вершину холма не из гордости и желания бросить вызов стихии, а лишь для того, чтобы человеку отсюда были видны пасущиеся овцы.
Есть здесь и еще один дом, почти в точности такой же. Его построили в десяти милях от первого, у противоположной оконечности острова, где располагается то, что мы назвали почти пляжем. Но сейчас там никто не живет. Обитал здесь когда-то другой мужчина, которому взбрело в голову, будто он может пойти наперекор природе острова. Он посеял здесь овес, стал выращивать картофель и даже обзавелся парой коров. Три года он сражался с ветром, холодом и скудной почвой, прежде чем признал свое поражение. А когда уехал, его дом никому не понадобился.
Это действительно суровое место, и только все самое стойкое выживает здесь: крепкий камень, жесткая трава, неприхотливые овцы, дикие птицы, дома с толстыми стенами и сильные люди.
Именно для таких мест лучше всего подходит определение «унылое».
– Остров называется Штормовой, – сказал Альфред Роуз. – Мне кажется, вам там понравится.
Дэвид и Люси сидели на носу рыбацкого баркаса и смотрели поверх ряби волн. Для ноября день выдался прекрасный – прохладный и ветреный, но ясный и сухой. Сквозь пелену облаков даже пробивались порой лучи солнца.
– Я купил его в 1926 году, – продолжал Роуз-старший, – когда мы ожидали, что вот-вот грянет революция, и хотели запастись убежищем от гнева пролетариев. Для поправки здоровья лучшего места и не придумаешь.
Люси сначала показалось, что говорил он с несколько фальшивым энтузиазмом, но потом ей тоже стал нравиться остров – продуваемый всеми ветрами, но излучающий свежесть и первозданность природы. И в этом их переезде заключался глубокий смысл. Им нужно было пожить вдали от родителей и попытаться начать свою семейную жизнь заново. Лондон для этой цели не годился. Поселиться в городе, который подвергался бомбардировкам в то время, когда они оба оказались еще совершенно не готовы хоть чем-то быть полезными, едва ли стало бы хорошей затеей, поэтому, когда отец Дэвида вдруг вспомнил о принадлежавшем ему островке у берегов Шотландии, у них, похоже, появилась поистине отличная возможность.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу