Артур Конан Дойл - Все расследования Шерлока Холмса

Тем же вечером он нанес визит Джону Ферье и после этого стал ездить на его ферму так часто, что сделался там своим. Джон, который практически не выезжал из долины и был постоянно занят работой, последние двенадцать лет был почти лишен возможности следить за событиями, происходящими в мире, и Джефферсон Хоуп с готовностью взялся восполнить этот пробел, причем делал это так, чтобы вызвать интерес не только у Джона Ферье, но и у его дочери. Когда-то Хоуп был старателем в Калифорнии и знал множество историй о том, как зарабатывались и пускались на ветер целые состояния в те счастливые дни всеобщего безумства. Еще ему довелось побывать разведчиком, траппером [52] Траппер – охотник на пушного зверя в Северной Америке. Чаще всего пользовался для этого западнями (англ. trap – западня, ловушка). , искателем месторождений серебра, скотоводом на ранчо. Где бы ни затевалось очередное приключение, Джефферсон Хоуп был тут как тут. Вскоре он очень сдружился со старым фермером, который при каждом удобном случае восхищался его достоинствами. В такие минуты Люси отмалчивалась, но яркий блеск глаз и вспыхивающий на щеках румянец указывали на то, что молодое сердце красавицы уже не принадлежит ей самой. Простодушный отец, возможно, всего этого и не замечал, но от глаз того, кто стал причиной волнения, эти симптомы, естественно, не укрылись.

Стоял жаркий летний вечер, когда на дороге, ведущей к ферме, показалось облако пыли. Через какую-то минуту у самых ворот Джефферсон Хоуп резко осадил скакуна и спрыгнул на землю. Люси, дожидавшаяся в дверях, бросилась ему навстречу. Он привязал поводья к забору и пошел по дорожке, ведущей к дому.

– Люси, я уезжаю, – сказал Хоуп, взяв ее за руки, и нежно посмотрел в глаза. – Я не прошу тебя ехать со мной сейчас, но когда я вернусь за тобой, ты согласишься уехать со мной?

– И когда же это случится? – засмеялась она, но щеки ее зарделись.

– Через пару месяцев. Я приеду и попрошу твоей руки, дорогая. Никто не сможет помешать нам быть вместе.

– А отец? – спросила она.

– Он уже согласился, но при условии, что наши рудники заработают в полную мощность. Об этом можешь не беспокоиться.

– Ах, конечно, я согласна. Раз вы с отцом обо всем уже договорились, значит, все будет хорошо, – прошептала Люси, прижимаясь щекой к его горячей груди.

– Слава Богу! – воскликнул Джефферсон охрипшим голосом, наклонился и поцеловал ее. – Значит, решено. Ну, ладно, долгие проводы – лишние слезы. Ребята ждут меня у каньона. До встречи, моя любимая… До встречи. Через два месяца я вернусь и мы снова будем вместе. Жди.

Хоуп отстранился от нее, вскочил на коня и понесся по дороге галопом, не оборачиваясь, словно боялся, что решительный настрой покинет его, если он хоть раз взглянет на ту, которую оставлял. Люси же стояла у ворот и провожала его глазами до тех пор, пока он не скрылся из виду. Потом она пошла домой, чувствуя себя самой счастливой девушкой во всей Юте.

Три недели прошло с того дня, когда Джефферсон Хоуп с товарищами покинул Солт-Лейк-Сити. Сердце Джона Ферье сжималось от горечи, когда он представлял себе, как молодой человек вернется и заберет у него приемную дочь. Однако ему достаточно было взглянуть на светящееся, счастливое лицо Люси, чтобы в очередной раз убедиться, что он принял верное решение. В глубине души Ферье всегда был уверен, что ни за что на свете не позволит дочери стать женой мормона. Подобные браки он вообще не считал браками, для него это был сплошной позор и унижение. Каковы бы ни были его взгляды на остальные догматы мормонов, в отношении этого Джон Ферье был непоколебим. Однако ему приходилось держать свое мнение при себе, поскольку в те времена на Святой Земле иметь взгляды, идущие вразрез с общепринятыми, было опасно.

Весьма опасно. Настолько опасно, что даже самые праведные мормоны, обсуждая вопросы религии, переходили на сдавленный шепот, ибо, если хоть что-нибудь из их слов могло быть понято неверно, это привело бы к неминуемому и скорому возмездию. Жертвы преследований теперь сами сделались преследователями, причем самого жестокого толка. Ни севильская инквизиция, ни немецкий фемгерихт, ни тайные итальянские общества не сумели создать столь ужасной карательной машины, которая распростерла свои крылья над штатом Юта.

Невидимость и таинственность, которой было окутано все, связанное с этой организацией, делало ее еще более ужасной. Она казалась вездесущей и всесильной, но в то же время оставалась невидимой и неслышимой. Люди, рискнувшие пойти против Церкви, пропадали бесследно, и никто не знал, где их искать и что с ними произошло. Жены ждали дома мужей, дети – отцов, но никто не возвращался, чтобы поведать о таинственном судилище. Одно неосторожное слово или необдуманный поступок, и человек попросту исчезал. И никто не догадывался о природе этой ужасной силы, держащей весь штат в стальном кулаке. Неудивительно, что люди жили в постоянном страхе и даже в открытом поле не решались высказывать вслух мучавшие их сомнения.