Кристофер Сэнсом - Мертвая земля

– Вы и правда так думаете, сэр?

На память мне пришел разговор с Эдвардом Кензи в минувшую субботу.

– Боюсь, значительных перемен к лучшему ожидать не приходится, – осторожно заметил я. – У комиссии будет слишком мало времени, да и землевладельцы, вне всякого сомнения, станут чинить ей препятствия.

– Так считают многие, – кивнул Локвуд, откинувшись на спинку стула. – Мой отец полагал, что никто никогда не помешает ему пасти своих коров и волов на общинных землях. Однако три года назад землевладелец огородил значительную часть этого пастбища для своих овец и заявил, что имеет на это полное право. Теперь фермерский скот вынужден тесниться на крохотном лоскутке земли. В последнее время отцу удавалось сводить концы с концами, продавая зерно, – урожаи, слава богу, были щедрыми. Но как он выкрутится в этом году, невозможно себе представить… – покачал головой Тоби.

– Сочувствую вашему отцу.

– Я рассказал вам об этом, чтобы вы поняли, почему я так тревожусь о своих стариках. Прошу вас, ничего не говорите мастеру Копулдейку. В несчастьях моей семьи он видит лишь повод для насмешек.

– Вы можете на меня положиться.

– Благодарю вас.

– В качестве ответной любезности я попрошу вас об одной услуге.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Постарайтесь поладить с Николасом. Спору нет, сознание того, что он джентльмен, заставляет Овертона буквально лопаться от гордости. Но во всех прочих смыслах он парень неплохой – порядочный, ответственный, умный и, как я имел возможность убедиться, смелый.

– Вы чрезвычайно наблюдательны, сэр, – слегка улыбнулся Тоби.

– Как и все опытные законники. И помните, я очень рассчитываю на то, что вы поможете мне разобраться в здешних обстоятельствах.

– Буду рад всячески вам содействовать, сэр.

– Прежде всего я хотел бы поговорить с коронером, который расследовал убийство Эдит Болейн. Где его можно найти?

– В городской ратуше. Коронеры, как и судьи, должны присутствовать на заседаниях выездной сессии суда.

– Превосходно. И напоследок еще одна просьба. Два года назад служанка, проработавшая у меня несколько лет, вышла замуж и перебралась в Норидж. Девушку зовут Джозефина, а ее мужа – Эдвард Браун. Он был в услужении у пожилого барристера по имени Питер Хеннинг. Когда Хеннинг отошел от дел, они с женой решили вернуться в Норидж, откуда оба родом. Эдварду и Джозефине пожилая чета предложила сопровождать их в качестве слуг. Я был очень привязан к Джозефине. Когда-то я помог этой девушке выпутаться из одной неприятной переделки и радовался, что она нашла свое счастье. Кстати, и она, и Эдвард – оба круглые сироты.

Я рассказал Тоби о последнем письме Джозефины, в ответ на которое послал ей денег, и о том, что с тех пор она более не подавала о себе вестей. Завершив рассказ, я сообщил Локвуду ее адрес.

– Значит, она живет в Косни… Так простые люди называют Кослани, – с озабоченным видом пробормотал он. – Квартал самый что ни на есть захудалый. Сомневаюсь, что там поселился барристер, пусть даже удалившийся от дел. Возможно, старик уже покинул этот бренный мир.

– Не исключено. Если Эдвард и Джозефина бедствуют, я должен им помочь.

– Постараюсь выяснить, что с ними произошло, – кивнул Локвуд и при этом многозначительно прищурился.

Я догадался, какой оборот приняли его мысли, и резко бросил:

– Джозефина – всего лишь моя бывшая служанка, и ничего больше.

– Разумеется, сэр, – улыбнулся Локвуд. – Когда мне следует быть у вас завтра?

– В шесть часов утра. Позавтракать, если хотите, можете с нами.

– Удачного вам вечера, сэр, и да хранит вас Господь.

С этими словами он встал, поклонился и вышел из комнаты своей твердой уверенной походкой.

Я вздохнул и, опираясь на палку, отправился на поиски слуги, который мог бы проводить меня в комнату. Слова Тоби о том, что даже светлым июньским вечером путешествующим джентльменам не следует разгуливать по Нориджу в одиночестве, заронили в мою душу семена тревоги; я решил попросить Николаса составить мне компанию.

Путешествие верхом оказалось более мучительным, чем я соглашался признать, и, растянувшись наконец на пуховой перине, я испытал истинное наслаждение. Лежа на широкой удобной кровати под балдахином, я смотрел в окно, на церковь, стоявшую на углу Элм-Хилл, и на вяз, покрытый бледно-зеленой листвой. Лежать, бесспорно, было куда приятнее, чем сидеть в седле, однако последствия долгой верховой езды не могли пройти быстро; боль между лопатками никак не унималась.