Эйвери Бишоп - Школа безумия

– Если мы с Элизой не сможем приехать, ты все равно пойдешь?

– Я попытаюсь.

– Могу я спросить почему?

На другом конце линии на пару секунд воцарилось молчание.

– Потому что Оливия была моей подругой, – сказала она.

Зазвонил настольный телефон. Я попросила Кортни подождать секунду, затем схватила трубку и прижала ее ко второму уху. Клэр сказала, что мой пациент, назначенный на час дня, пришел рано и уже ждет в вестибюле.

– Кортни, мне пора, – сказала я, кладя трубку настольного телефона. Ее голос тотчас изменился.

– Понимаю. Дай знать, если передумаешь.

– Обязательно.

– Спасибо. Позвони или напиши, когда будешь знать наверняка.

– Нет, я хочу сказать, что приеду на похороны.

– Правда? – В ее голосе послышалась нотка надежды.

– Да.

Кортни взволнованно сказала, что пришлет мне сообщением свой адрес и увидится со мной завтра. Потом она отключилась, а я осталась сидеть, прижав телефон к уху.

Я снова закрыла глаза. Я видела Оливию такой, какой она была, когда мы учились в средней школе. Подбородок с ямочками. Безупречная улыбка.

Тонкий шрам на моей ладони как будто пульсировал. Я помнила то утро: мы все в спальне Маккензи. Блеск ножа для чистки овощей, который Маккензи тайком пронесла наверх. Как мы все ахнули, когда она порезала себе ладонь и спросила, кто следующий.

Сначала нас было двое.

Элиза Мартин – карие глаза, заплетенные в косички ярко-рыжие волосы – была бойкой девчушкой, которая могла разговаривать с кем угодно, включая взрослых. Я была застенчивой, в джинсовом комбинезоне, с хвостиком каштановых волос; я часто плакала, когда родители высаживали меня возле школы.

Это был подготовительный класс, и нашей учительницей была миссис Миранда. В классе было около двадцати других детей, которых я раньше никогда не видела, но с которыми я теперь должна была дружить.

Лишь на переменке – когда все по очереди качались на качелях, съезжали с горки и карабкались на лазилки – Элиза подошла к углу детской площадки, где пряталась я, и сказала мне, что мы с ней должны быть лучшими подругами.

– Лучшими подругами?

По какой-то причине это понятие было мне чуждо.

– Лучшие подруги, – повторила она с улыбкой. – Твое имя Эмили. Меня зовут Элиза. Наши имена начинаются с одной буквы.

Конечно, эти рассуждения были в высшей степени нелепыми, но мы были подготовишками, и мне требовалась подружка, кто-то, кому я могла бы доверять. Кроме того, это было правдой: мы были единственными девочками в нашем классе, чьи имена начинались с буквы Э.

В нашей школе был еще один подготовительный класс, который вела мисс Гринхэм (большая поклонница книги «Зеленые яйца и ветчина» [6] По-английски название книги читается как « Грин эггз энд хэм » («Green Eggs and Ham»). доктора Сьюза), и именно в ее классе училась Маккензи Харпер. Бойкая белокурая девчонка с ярко-голубыми глазами; она выиграла бы все конкурсы красоты в штате, если бы ее мать волновали столь тривиальные вещи, о чем Маккензи однажды и заявила. Помнится, позже тем вечером я спросила у матери, что значит «тривиальные».

В течение следующей недели или около того Элиза ввела Маккензи в наши ряды.

Так у меня появились две лучшие подруги.

Кортни Салливан тоже училась в классе мисс Гринхэм. У нее были зеленые глаза и пепельные волосы. Между передними зубами небольшая щель, которую со временем ей исправили с помощью брекетов. Она подружилась с Маккензи, и довольно скоро у меня стало трое лучших подруг.

Оливия Кэмпбелл пришла в четвертом классе, ее родители переехали в Лэнтон из Гаррисберга, и Элиза, и Маккензи сразу решили, что она идеально подходит для нашей компании. То же самое и с Дестини, когда она пришла в восьмом классе. Нас уже тогда называли гарпиями, и как только она была принята в наши ряды, наша клика сложилась окончательно.

Была ли у нашей дружбы глубокая причина? Оглядываясь назад, сложно сказать. У родителей Маккензи имелась куча денег (реально много). По всему ей полагалось пойти в частную школу, но отец в свое время окончил государственную и сумел-таки выйти в люди, и не хотел, чтобы Маккензи выросла избалованной – вернее, избалованной больше, чем уже была, – поэтому родители сначала отдали ее в начальную школу имени Линкольна, а потом в среднюю школу имени Франклина. Лишь в конце восьмого класса родители Маккензи забрали ее оттуда и заставили пообещать никогда больше ни с кем из нас не разговаривать.