Сьюзен Льюис - Держи меня крепче

– Да, конечно! – выдавила из себя Трейси, как будто только что начальница сообщила ей нечто новое. – И когда Максин хочет отдать нам малышку?

– Как можно скорее. Лучше всего сегодня!

– Вы шутите!

– Ничуть!

– Но что мы станем делать, если я привезу ее обратно, а коллеги не смогут подыскать что-то подходящее для ее размещения? Мы же не можем отправить Хло в сиротский приют или в инвалидный дом для дальнейшего присмотра за ней. Это приведет ребенка на грань эмоционального и психологического коллапса.

Венди бросила рассеянный взгляд на часы.

– Давайте отложим наш разговор до двух часов дня. Вдруг к этому времени уже будет найден подходящий вариант. А если нет, что ж, тогда продолжим наши поиски.

Ну, хоть что-то! – мысленно обрадовалась Трейси небольшой отсрочке.

– А как вам кандидатура Мэгги Фенн? Уверена, она с готовностью примет девочку под свое крыло. И нам не надо будет…

Венди отрицательно покачала головой.

– Нет и еще раз нет! Разве вы забыли, что Алекс Лейк дружила с Мэгги Фенн?

– Но ведь мы сейчас ведем речь не о Шарлотте !

– Боюсь, что и о ней тоже! Ведь если ей удастся выйти на волю под залог, то тогда мы будем обязаны позаботиться еще и о том, чтобы лишить ее малейшей возможности найти девочку или тем более видеться с нею.

– Но вдруг такая возможность все же представится? – В голосе Трейси прорвались нотки возмущения. – Так что тут плохого? Они очень привязаны друг к другу. Хло называет ее мамочкой…

Венди бросила на нее изумленный взгляд.

– Вы что, хотите, чтобы она снова сбежала с ребенком куда подальше? – воскликнула она строгим тоном начальника.

«Хочу», – подумала про себя Трейси, не рискуя, впрочем, озвучить подобную крамолу вслух.

– Просто я хочу еще раз подчеркнуть, что для нас интересы ребенка всегда стоят на первом месте и потому…

– Именно так! На первом месте! И я прикладываю все свои усилия, чтобы так оно и было! – сухо перебила ее Венди. – Так, завтра утром я встречаюсь с представителями службы усыновления. С учетом возраста малышки и ее этнических корней, не думаю, что у нас возникнут проблемы с ее удочерением. Наверняка найдется приличная семья, которая захочет не просто взять малышку на какое-то время в свой дом, а принять ее на равных, как свою родную дочь. И чем быстрее мы сделаем это, тем лучше будет для всех. И в первую очередь, конечно, для Хло.

Шарлотта снова вернулась в свою камеру, все еще дрожа от холода и страха, даже не успев обсохнуть как следует после весьма прохладного душа, куда ее сводили в сопровождении охранницы Нолы. Охранница караулила ее и в душевой, не сводя с нее глаз, пока она торопливо намыливала тело крохотным кусочком мыла «Палмолив», а за дверями в это время звучали гневные возгласы и презрительные восклицания других обитательниц тюрьмы, встретивших новенькую возмущенными криками и гиканьем. Для них она всего лишь свежее развлечение, как и для самой Нолы. Все какое-то разнообразие в монотонном потоке похожих друг на друга дней. Однако никого из заключенных не пустили в душ вместе с ней. Она мылась уже последней, а потому горячей воды хватило ей лишь на пару минут. Но уж лучше так, ибо эти совместные омовения – ужас! Все внутри Шарлотты индевело от страха при одной мысли о том, что могли бы сотворить с ней ее нынешние товарки.

Значит, вот что ждет ее в ближайшей перспективе. Никакого права на личную жизнь хотя бы в самых минимальных пределах: даже гигиенические процедуры только под строгим оком надзирателя. Никаких друзей и никаких возможностей для того, чтобы переломить ситуацию, изменить то положение, в котором она оказалась.

Интересно, размышляла Шарлотта, неужели она единственная обитательница тюрьмы, кто находится под особой опекой во избежание потенциальной угрозы нападения на нее. Разумеется, она не рискнула спросить об этом свою надзирательницу. Да та бы и не ответила. Не станет Шарлотта ни о чем их расспрашивать. Надо постараться максимально замкнуться на себе самой, уйти в себя и не обращать внимания на все внешние обстоятельства. Думать о своем, молиться и верить в то, что когда-нибудь наступит день и ее выпустят из этого мрачного заточения.

Она насухо вытерла волосы полотенцем, которое прихватила с собой из душа, потом порылась в ящике комода в поисках расчески, которая, она точно помнила это, была где-то среди ее вещей. Внезапно она ощутила сильный голод. Удивительно, но ей действительно захотелось есть, хотя еще не факт, что она сумеет протолкнуть себе в горло хотя бы кусок. К счастью, завтрак еще не успели отнести обратно. На столе стояла миска с холодной овсянкой, липкой и неприглядной на вид, рядом лежал тост.